Гай Адамс - Шерлок Холмс. Дыхание Бога

— Любая магия имеет свой почерк, — шёпотом пояснял нам с Холмсом Карсвелл, пока Кроули совершал ритуал. — Как у всякого произведения искусства, автора можно определить по стилю исполнения и по его подписи. Кроули выделил подпись Мазерса — скорее всего, с помощью отсылки к событиям прошлой ночи — и теперь ищет наиболее концентрированные следы этой подписи в Лондоне.

— Можно не сомневаться, что следы приведут в храм «Золотой зари», — сказал Холмс. — Если из какого-нибудь здания в городе и просачивается магия, так это оттуда.

— Верно, — согласился Сайленс, — но след со временем блекнет. Место, которое Мазерс выберет для своей работы, должно быть для него безопасным и в то же время являться центральным для атаки или демонстрации чего бы там ни было. Сейчас он, скорее всего, там. Готовится к ритуалу, который совершит в полночь. Мазерс знает, что мы будем его искать, — значит, он где-то скрывается.

Холмс кивнул.

Ждать пришлось недолго.

— Тоттенхэм-Корт-роуд, — объявил Кроули и убрал со стола карты.

— Спрятался и чувствует себя в безопасности? — саркастически заметил Холмс.

— Ещё как спрятался. — Кроули отпил бренди из бокала. — Насколько я могу судить, он находится на довольно приличной глубине под землёй.

— Метрополитен? — предположил я.

— Именно, Ватсон, — подтвердил Холмс. — Там ведь сейчас строят новую станцию.

— Значит, он там, — сказал Кроули. — И будем надеяться, там и останется.

Ранний подъём не пошёл на пользу моему утомлённому мозгу, но надо было успеть на первый столичный поезд из Инвернесса. Я с трудом заставил себя уснуть накануне, пробудиться же оказалось ещё труднее. А самое худшее — это открыть глаза и обнаружить, что в изножье твоей кровати сидит Холмс с дымящейся трубкой в зубах.

— Не могли бы вы… — попросил я, отгоняя облака вонючего табачного дыма.

Холмс улыбнулся и вышел из комнаты, но через пару секунд заглянул в дверь:

— Кстати, Ватсон, откажитесь от завтрака.

— Это ещё почему? — возмутился я. — Я люблю завтракать.

— Естественно, любите, — отозвался Холмс. — Завтрак — это еда. А вы, насколько мне известно, к ней совсем не равнодушны. И всё-таки не надо ничего есть и пить. — Чтобы подчеркнуть важность сказанного, мой друг прицелился в меня мундштуком трубки. — Вообще ничего! Но другим об этом лучше не рассказывать. Я потом вам всё объясню.

И Холмс исчез, а я сидел на кровати, тёр кулаками заспанные глаза и чувствовал себя несчастным. Что за утро без бекона?

Спустившись вниз, я уловил ненавистный запах еды из столовой.

— Присаживайтесь, — пригласил Кроули, вставая из-за стола. — Если уж нам предстоит дорога в такую ненастную погоду, надо хоть поесть досыта.

— Спасибо, но я откажусь, — вздохнул я. — Что-то желудок побаливает.

— Тогда — кофе?

— Пожалуй, лучше не буду. Вот только проверю, всё ли упаковал, и присоединюсь к вам у входа. Когда? Через полчаса?

Мой отказ определённо расстроил Кроули. Мне стало неудобно: я понимал, как серьёзно он относится к своей роли хозяина.

— Если вы так уверены в том, что завтрак вам повредит, встретимся через полчаса.

К парадному входу я спустился пораньше. На сборы хватило нескольких минут, и я решил: чем ходить взад-вперёд по комнате для гостей, лучше подождать всех на свежем воздухе.

Стоя у крыльца, я сделал пару больших глотков холодного утреннего воздуха. Может, это и не было равноценной заменой кеджери с яйцами, но хотя бы помогло проснуться.

Так как нас стало больше, Чарльзу, кучеру, пришлось призвать на помощь своего брата. Тот с угрюмым видом восседал на козлах второго экипажа.

Один за другим мы погрузили свой багаж и заняли места, разделившись на две команды: в первом экипаже ехали мы с Холмсом и Кроули, а Карнакки, Сайленс и Карсвелл — во втором. Дорога от Боулскина до Инвернесса за прошедшие сутки не стала короче, а вид на укрытые снегом холмы и мерцающие серые воды озера был всё таким же унылым. Но, несмотря на это, мы все чувствовали себя бодро и уверенно. Ведь теперь мы выступали в роли охотников: возвращались в Лондон, имея пополнение и план (конечно, правильнее будет сказать «намерение») вступить в схватку с врагом.

Да и в Кроули мы нашли более разговорчивого попутчика, чем те, с кем я путешествовал сутки назад. По дороге он показывал нам чудесные холмы, на которые совершал восхождения, тропы, по которым бродил. Было очевидно: Кроули нравятся эти места. И всё же трудно было представить, что этот человек готов провести остаток своей жизни в Боулскине. Он из тех, кто любит путешествовать, кто готов каждое утро открывать для себя новые горизонты.

Холмс вежливо слушал (или делал вид, что слушает, а мысли его витали где-то далеко), но участия в разговоре не принимал. Вскоре мои спутники закурили. Трубки у Холмса и Кроули были похожи по форме, и мой друг оживился. Убийство, табак и дикая музыка — вот что безотказно делало Холмса разговорчивее. И конечно же, его собственная персона. Это была его самая любимая тема.

К тому времени, когда наконец открылся вид на замок Инвернесс, у меня затекли конечности и заурчало в животе от голода. Я был рад возможности выбраться из экипажа и с удовольствием потянулся.

Наше путешествие заняло больше времени, чем предполагалось, поэтому передышка была короткой и всем пришлось бежать к поезду.

Мы разместились в одном купе, и это было бы вполне комфортно, если бы в него пришлось вместить только наши физические тела, но вот объём багажа… Очень скоро я засомневался, что человек способен провести несколько часов в такой тесноте. Карнакки и Кроули развели дискуссию по вопросам этики, Холмс и Карсвелл схлестнулись на тему генеалогии, а мы с Сайленсом сидели возле дверей и старались не впутываться.

— Мне тут пришло в голову, — заметил я, — если бы вы не решили посетить Бейкер-стрит, встреча таких умов никогда бы не состоялась.

— И мир был бы более спокойным местом, — ответил Сайленс с улыбкой.

Я посмотрел на него и понял, насколько он устал. С самого первого утра в «Ансворте» Сайленс выглядел как человек, который нуждается в хорошем отдыхе. Такой активный образ жизни был явно не для него. Об этом я тоже сказал.

— Полагаю, вы правы, — признал доктор. — У меня есть квартирка на Ривс-Мьюс, рядом с Гайд-парком. Когда я там, мне так хорошо: сижу в уютной библиотеке, читаю, Смоук согревает мне колени, и совсем не хочется никуда уезжать. Боюсь, что путешествия уже не для меня, теперь мне по душе покой.

Я разговорился с Сайленсом о своей службе в Афганистане. Любой солдат скажет вам, что воспоминания о войне всегда у него «под рукой», даже если он и не любит разглагольствовать на эту тему. Потом рассказал о том, как трудно было адаптироваться к лондонской жизни; о том, как втянулся в работу с Холмсом, которая давала возможность поддерживать высокий уровень адреналина в крови, позволяла занять своё место в обществе, но при этом не терять приобретённых на войне навыков.