Гай Адамс - Шерлок Холмс. Дыхание Бога

— Но, вооружившись этими знаниями, вы создаёте новые идеи для будущего. — Карнакки был уверен в своей правоте. — Возьмите мою электрическую пентаграмму или даже револьвер с пулями из каменной соли и серебра.

— Старые идеи с новым лоском, и ничего больше, — парировал Карсвелл.

К разговору присоединился Кроули.

— Что ж, — он взглянул на Карнакки, — я признаю достижения современной науки, но склонен согласиться с остальными. Магия — древнее искусство, она идёт из сердца, а не из головы. Это система, с помощью которой мы можем изменить реальность. И сила, необходимая для этого, живёт здесь. — Он приложил ладонь к груди.

— Магия — живое явление, — добавил Карсвелл, — нечто поднимающееся из недр земли, на которой мы стоим.

Он откинулся в кресле, повращал немного портвейн в бокале и, судя по всему, собрался рассказать нам какую-то историю.

— Впервые я познал её силу, будучи ещё ребёнком, — начал он. — Я гулял по поместью, которое теперь называю своим домом. У нас был зелёный лабиринт, — думаю, его посадили столетия назад. Круглой формы, из вечнозелёного кустарника. Сейчас за ним ухаживают, но, когда я в первый раз попал в него, это было кошмарное место. Живые изгороди разрослись вширь и ввысь, а вокруг них густо вилась ежевика — она так и норовила прицепиться ко всякому.

Мне, естественно, было запрещено входить туда (мама вечно всего боялась), но я не смог устоять.

И вот однажды, что вполне предсказуемо, я заблудился в джунглях нашего лабиринта. Не знаю, почему его так запустили. После смерти отца мама перестала следить за некоторыми участками поместья. А ещё, думаю, её пугало это место. Иногда я замечал, как она смотрит на лабиринт: будто там заключено нечто и это нечто мучительно пытается вырваться наружу.

Потерявшись в густых зарослях, я безуспешно искал выход и не переставая звал на помощь. Но вместо выхода добрался до самого центра.

Удивительно, но растительность в этом месте была не такой густой. Я сумел содрать ежевику и вьюнок с того, что находилось в сердцевине лабиринта, и увидел каменный постамент с глобусом звёздного неба. Солнце сюда едва проникало, но металл был таким горячим, что я побоялся обжечься и резко отдёрнул руку. Глобус повалился на постамент и раскололся, как яйцо… Я до сих пор помню запах, заключённый внутри шара. Казалось, он старше самого Господа. Он словно исходил из недр земли.

От этого запаха у меня закружилась голова. Оступившись, я повалился в заросли ежевики, и меня подхватили колючие ветки. Я висел над землёй лицом к небу и не шевелился, потому что боялся уйти глубже в кустарник. Колючки впивались в лицо, в руки и ноги, и я понимал, что, если стану вырываться, они сдерут с меня кожу. Моё детское сознание подсказывало: как только колючки попробуют мою кровь, их уже будет не остановить.

Я звал на помощь, я верил, что рано или поздно меня услышат — если не мама, то смотритель.

Небо над головой медленно темнело; тени деревьев и кустов вокруг становились длиннее, и я думал о том, что может прятаться в этих тенях. Я был абсолютно уверен: когда совсем стемнеет, а я так и буду висеть в этой ежевике между небом и землёй, я узнаю. Потому что свет — единственное, что удерживало этих существ. Это обитатели теней и ночи, и только солнце может испепелить их. Ещё я понимал: если меня не спасут до наступления темноты, утром искать будет некого. Меня не станет: сырые сосновые иглы утянут меня туда, где я превращусь в тлен.

И тогда я обратился к своему сознанию и представил воздух, который был выпущен из глобуса звёздного неба. Меня наполняло нечто древнее и мистическое; я чувствовал, что оно давно стремилось к этому. Я позволил ему завладеть мной. И — воззвал!.. Оказавшись в беде, я сотворил свой зов о помощи как самый громкий крик в мире, который мог бы встряхнуть весь дом вместе с фундаментом.

— И вскоре, — тут Карсвелл улыбнулся, — они пришли. Мама и смотритель неслись сквозь заросли, как слоны. Я подал голос, и меня освободили. Большие руки Перкинса подняли меня; они пахли землёй и потом.

После этого случая мама хотела выкорчевать весь кустарник, но я воспротивился. В тот день лабиринт открыл мне свой секрет и позволил впервые ощутить вкус магии.

Сейчас лабиринт ухожен, я часто сижу в его центре возле постамента с расколотым глобусом звёздного неба. Я оставил его там и запретил трогать. Это моё святилище, место, где родилась моя магия.

Карсвелл умолк. Некоторое время мы переваривали его рассказ. Первым заговорил Холмс.

— Это тоже об убеждённости, — сказал он. — Я прав? Вы были уверены, что зов будет услышан, и, когда вас нашли, вы не сомневались в том, как они это сделали.

— Вера — это ключ, — согласился Кроули, — для обеих сторон.

— Для обеих сторон?

— Вера того, кто посылает заклятие, и вера того, на кого оно направлено. Вера — это сила. Чем больше вы верите в то, что делаете, тем больше эффект от ваших действий.

— Таким образом, магия не для сомневающихся? — спросил Холмс.

— Совсем наоборот, — бестактно вмешался Карнакки. — Я бы сказал, что сомнение — характерное свойство многих любителей носить мантию и размахивать кадилом!

Презрение, с которым Кроули посмотрел на Карнакки, было настолько осязаемым, что, казалось, его можно подавать к столу в качестве отдельного блюда.

— У вас нет ни капли уважения к делу, которому вы, кажется, посвятили свою жизнь, — заметил он.

— Меня не интересует практическая магия как инструмент саморазвития, — ответил Карнакки. — Для этого я занимаюсь кулинарией. Я изучаю магию, чтобы узнать, как защитить людей, которые нуждаются в защите. Если практическую магию завтра запретят, я и слезы не пророню… хотя, наверное, растолстею.

Холмс рассмеялся, но, почувствовав атмосферу за столом, быстро сменил весёлую маску на серьёзную.

— Будем надеяться, что ваши знания магии находятся на должной высоте, — заключил Кроули, обращаясь к Карнакки, — потому что завтра вам придётся защищать собственную жизнь.

За бренди и сигарами начался ритуал скраинга. Мы с Холмсом держались в стороне, предоставив Кроули исполнять главную роль в этом действе. Похоже, такое амплуа было для него привычным.

Для ритуала понадобились карта, пара кристаллов и маятник из тяжёлой золотой цепи. Кроули установил кристаллы вверху и внизу карты, якобы для того, чтобы сфокусировать их энергию на интересующем нас районе. Маятник подвесили над центром Лондона. Кроули закрыл глаза, и цепь начала вращаться. Спустя несколько секунд она остановилась над определённой точкой на карте. На этой стадии Кроули должен был запомнить место и заменить карту на другую, более крупного масштаба, — и так до тех пор, пока точно не определит искомую точку.