Валерия Вербинина - Аквамариновое танго

А пока… За кого ему пока приняться?

Есть, к примеру, Андре Делотр. Было ли ему выгодно убийство Лили? Конечно, было. И его братцу, увлекающемуся искусством, тоже.

Или взять Антуана Лами. О-хо-хо, до чего скверная репутация у этого господина. И ведь нельзя сказать, что сам он лучше своей репутации…

Человек поднялся с места и, поставив на стол бокал, бережно снял пластинку с патефона.

– Кажется, пора отправить очередное послание, – сказал он себе.

Фотография Лили Понс, снятой в блестящем платье, с эгретом в темных волосах, томно улыбалась ему со стены.

– Это дело, – сказала Амалия на следующее утро, – может обернуться большими неприятностями.

– Для нас? – быстро спросила Ксения.

– Нет. Но для моих помощников – почти наверняка. Честно говоря, я почти жалею, что подала им мысль начать расследование. С другой стороны…

– Ты просто сделала то, что должна была сделать, мама.

– Так или иначе, – Амалия поморщилась, – я уже подала объявление в газеты. Не исключено, что оно поможет кое-что прояснить… а может быть, и нет. Но попытаться стоит.

– Что за объявление? – заинтересовалась Ксения.

– О том, что Мари Флато в Ницце ждет небольшое наследство от дальнего родственника. Если она вдруг объявится, немедленно зови меня. Я назвала в объявлении наш адрес.

– Флато – та, которая была горничной в замке Поршер? Думаешь, ей что-то известно?

– Не знаю, но сама посуди: из прислуги в живых остались только горничная и садовник, непосредственно с господами не связанный. Он описал присутствовавших в замке, так сказать, издали. А чтобы увидеть их вблизи, мне нужно знать, что о них думала горничная. Понимаешь, слуги на самом деле все примечают, и они всегда чуть-чуть критично настроены по отношению к господам. Для расследования это может быть как раз то, что нужно.

– А остальные свидетели? Ты не будешь их расспрашивать?

– О-о, – протянула Амалия, и ее глаза зажглись золотом, – только представь, как я заявлюсь в бюро Андре Делотра и с порога огорошу его вопросом: «Скажите, месье, это случаем не вы проломили голову Лили Понс?»

– Мама!

– Что мама? Что бы я у него ни спросила, даже подробности о каких-нибудь акциях, суть вопроса все равно останется той же. Кто убил Лили Понс? И не надо строить иллюзий, что он не поймет, о чем идет речь.

– Но ты ведь не оставишь это дело? – спросила Ксения почти с мольбой, которая была совершенно для нее непривычна.

– Я вижу, тебя заинтересовала эта история… Куда подевалась соль?

– Вот, возьми. – Ксения покусала губы, но потом решилась: – Я считаю, что эти люди поступили подло. Они веселились у Лили Понс в гостях, а потом предали ее… И стали соучастниками убийцы, которого покрывали. По-моему, они все обыкновенные мерзавцы.

– Думаю, все будет не так драматично, – спокойно ответила Амалия. Она отставила тарелку и стала рассматривать фото, которые для нее сделал Габриэль. – Большинство из них, вероятно, окажутся обычными людьми. Может быть, малодушными, может быть, эгоистами…

– Ты так спокойно говоришь об умышленном убийстве?

– А я пока не знаю, насколько оно умышленное, – парировала Амалия. – Из рассказа Габриэля вроде бы следует, что общество проводило время весело и безмятежно. Замок стоит в живописном месте…

– Это кто? – спросила Ксения, поглядывая на фото, где были запечатлены Эрве и Бланш.

– Нынешний владелец замка и его сестра. Так вот, я говорила о настроении гостей. Оно пока никак не вяжется с убийством, которое произошло среди сочельника. Поэтому у меня возникают разные вопросы, и я вовсе не уверена, что получу на них правдивые ответы. Пока я хочу выяснить, что представляла собой сама Лили Понс. Кстати, почему я больше не вижу у нас Еву Ларжильер?

– Кого? – изумилась Ксения.

– Это одна из монахинь, которая ходит сюда ухаживать за больными. Сестра Ева, она же бывшая актриса Ева Ларжильер. Она уже помогла мне в другом деле [3], и я хочу расспросить ее о Лили Понс. Не знаешь, где она сейчас?

– По правде говоря, от нее не было особой помощи, – помедлив, призналась Ксения. – Она сама серьезно больна, кажется, у нее была малярия, и она до конца так и не оправилась. Она приходила раза два или три… Если она тебе нужна, я могу навести справки у сестры Анны.

– Нужна, и очень. Только придумай какой-нибудь подходящий предлог – что она помогла мне когда-то в прошлом и я хочу ее отблагодарить, к примеру. Не нужно, чтобы посторонние знали, что я собираюсь говорить с ней о Лили Понс.

…Ступени, которые вели на третий этаж, оказались крутыми и высокими – и так как Амалия привыкла делать свои собственные выводы из любых мелочей, она подумала, что монахини не слишком жалуют больную. Если бы дело обстояло иначе, конечно, Еве выделили бы комнату на первом этаже, чтобы ей не пришлось подниматься по лестницам.

«Хотя, может быть, я зря драматизирую… Просто у них нет свободного помещения, к примеру, или она сама попросила эту комнату…»

– Сюда, – вполголоса сказала молодая монахиня, сопровождавшая Амалию. – Только постарайтесь не задерживаться… Она не слишком хорошо себя чувствует, хотя…

Она замолчала. Амалия вопросительно взглянула на нее, приглашая не обрывать фразу многоточием.

– По правде говоря, – пробормотала монахиня, – мать-настоятельница полагает, что Ева просто пытается привлечь к себе внимание… ну, знаете, как актрисы… – Она покраснела.

Однако, когда Амалия увидела лицо Евы, у нее поневоле мелькнула мысль, что надо сильно недолюбливать человека, находящегося в таком состоянии, чтобы обвинять его в симуляции. На лице этом, казалось, жили только огромные черные глаза, и хотя Ева, лежащая на кровати, прикрылась одеялом, Амалия сразу же заметила, до чего та исхудала. В коротко стриженных, слегка вьющихся темных волосах поблескивали седые нити, губы истончились и потеряли цвет. Над кроватью Евы висело распятие и картинка, изображавшая одного из боттичеллиевских ангелов.

– Я так и думала, что еще раз увижу вас, – сказала Ева с подобием улыбки.

Она попыталась сесть на постели, но Амалия знаком попросила ее не двигаться. Придвинув к изголовью стул, баронесса опустилась на него.

– Мне очень жаль, что вы больны, – сказала Амалия.

Ева несколько мгновений пристально смотрела ей в лицо своими черными обжигающими глазами, затем отвернулась и машинально подтянула одеяло повыше. В этой комнате пахнет несчастьем, мелькнуло в голове у Амалии; другие, может быть, увидели бы здесь только идеальную чистоту накрахмаленного белья и эту строгую стену с распятием и ангелом, но я-то чувствую, что дело вовсе не в них. На столике возле кровати лежала Библия с многочисленными закладками и маленькая записная книжка – должно быть, с какими-то личными заметками. Ближе к стене стояло несколько пузырьков с какими-то лекарствами.