Ева Львова - Состояние аффекта

– Это мама так решила, – потупился Борзов. – После того как я ей во всем признался, она стукнула меня полотенцем по голове и сказала, что полюбила отца потому, что он был мужик, а я совсем на него не похож – так, размазня какая-то. И что мое место в армии.

Серега шмыгнул носом и замолчал. Пока он говорил, покачиваясь у стенки, Валера смотрел на меня такими глазами, что если бы взгляд мог убивать, я бы пала замертво прямо там, на ступеньках родной конторы. Но как только парень замолчал, Воловик схватил за плечо теперь уже меня и тоже принялся трясти, как грушу.

– Ты! Заманила! Мальчишку! К себе! – сквозь сцепленные зубы шипел он. – А если бы с его матерью случился сердечный приступ?

– Его мать имеет право знать, кого она растит, – скидывая с себя тяжелую длань Валерика, решительно ответила я. – У него вся жизнь впереди, и ты не сможешь покрывать каждую его глупую выходку.

– Лживая тварь! – процедил мой кавалер и, приобняв Борзова за плечи, двинулся к мотоциклу. Усадив парня позади себя, Воловик взгромоздился на широкое кожаное сиденье и дал по газам. Глядя вслед удаляющемуся мотоциклу, я слушала позывные смартфона и молила об одном: только бы это была не бабушка! Именно сейчас, когда вместо слов благодарности от спасенного от тюрьмы человека я услышала проклятия в свой адрес, я была наиболее близка к тому, чтобы выплеснуть на Иду Глебовну все, что скопилось у меня на душе. Но, к счастью, это звонил Джуниор, чтобы отчитаться о проделанной работе.

Борис не терял времени даром. Заручившись письменным запросом от полицейского управления Тель-Авива, кудрявый друг всю вторую половину дня мотался по госпиталю и приводил в ужас персонал стационара. Первым делом он, сверившись со списком, отправился в отделение реанимации. На посту медицинской сестры кудрявый друг выдержал бой с санитаркой, наотрез отказавшейся пускать в отделение незапланированных посетителей. И только уверения Бориса, что он – уполномоченный консультант полицейского управления города, возымели желаемое действие, и приятеля пропустили на этаж. Довольно быстро Джуниор нашел палату Веры Рудь и принялся терпеливо ждать у стеклянных дверей, когда сестра поставит пациентке капельницу и оставит ее одну. Больная лежала в просторной светлой палате, откинувшись на подушках и прикрыв глаза, и рука ее, покоящаяся поверх одеяла, была так тонка и прозрачна, что попасть в обескровленную вену оказалось в высшей степени затруднительно. Сестра нервничала, кидая косые взгляды на Устиновича-младшего, игла соскакивала, Борис топтался у дверей и нетерпеливо сопел. В конце концов девушка справилась со своей задачей и, поправив пациентке подушки, устремилась к выходу. Борис тут же проник в палату и ринулся к кровати, надеясь переговорить с Верой Рудь, но медсестра решительно преградила ему дорогу, горячо протестуя на идише. Не понимая смысла слов, но по решительному блеску девичьих глаз догадываясь, что делает что-то не то, приятель ретировался обратно в коридор, решив заглянуть в реанимацию попозже.

Пока же он двинулся в офтальмологическое отделение навестить Макса Фишмана. Здесь тоже возникли определенные трудности. Бокс номер восемь, в котором, если верить списку, обитал нейрохирург, находился в самом конце коридора и был отгорожен от общего блока запертой дверью. Сквозь дверное стекло приятель видел нужный бокс с заветной восьмеркой на двери, но попасть туда не мог. Борька присел на подоконник и так сидел, ожидая, когда из помещения кто-нибудь выйдет или, напротив, захочет туда войти, чтобы на его «плечах», как выражаются воры-домушники, попасть внутрь. Плечи, на которых Джуниор таки проник в заветный бокс, принадлежали раздатчице из буфета, прикатившей тележку с ужином. Сунув в нос перепуганной женщине выхлопотанный Семеном аусвайс, Борька слез с подоконника и вальяжно вошел следом за ней в запретную зону. Бориса сразу же удивило, что бокс одиозного нейрохирурга больше походит на номер люкс в пятизвездочном отеле, чем на больничную палату. Томясь под дверью, Борька от нечего делать заглядывал в другие боксы, но ничего подобного там не увидел. В других палатах все было вполне достойно, но без роскоши и излишеств. Теперь же Джуниор с нескрываемым интересом озирался по сторонам, рассматривая резную мебель в стиле ампир, картины на стенах, пушистый ковер и пухлый кожаный диван, на котором сидел немолодой смуглый красавец в белоснежном спортивном костюме, выгодно оттеняющем его иссиня-черные волосы, в которых слегка пробивалась седина. Большой любитель футбола, Борька сразу же решил про себя, что сидящий перед ним мужик – вылитый Жозе Моуринью, известный в футбольном мире как нынешний наставник мадридского «Реала». Глаза двойника португальского тренера были устремлены в экран плазмы, занимающей собой всю стену гостиной, а в руках обитатель элитного бокса держал пульт, с помощью которого перескакивал с одного телевизионного канала на другой.

При виде тележки с провизией двойник Моуринью оживился и, выключив плазму, поднялся с дивана навстречу работнице больничного буфета. Однако заметив Устиновича-младшего, выглядывающего из-за спины испуганной женщины, сдержанно кивнул головой и опустился на прежнее место. Вжав голову в плечи, разносчица переставила тарелки на низкий журнальный столик, что-то пробормотала на иврите (Борис решил, что, должно быть, пожелала приятного аппетита) и загромыхала тележкой к выходу. Сочтя момент подходящим, Борис протянул вперед руку для рукопожатия и, споткнувшись о тележку, устремился к Фишману. Поздоровавшись и выслушав предложение сесть, Борис опустился в кресло, устроившись в нем поудобнее. И, хотя Джуниор считал себя хитрее кнессета и изворотливее мыла в тазике с водой, по сути был он парнем бесхитростным, поэтому выложил Фишману всю правду как на духу, думая, что финтит так же ловко, как неуловимый Месси.

– Вы журналист? – с интересом взглянул на загадочного гостя обитатель бокса.

Борис уже собрался было согласно кивнуть головой, притворяясь журналистом, как застывшая в дверях раздатчица открыла рот и по-английски выпалила:

– Он из полиции, мистер Фишман, держите с ним ухо востро!

Делать было нечего, пришлось признаваться.

– Добрый день, я адвокат Борис Устинович из адвокатского бюро «Устинович и сыновья», – приятно улыбаясь, проговорил Борис, не спуская злых глаз со спины удаляющейся разносчицы. – По поручению Агаты Рудь разыскиваю ее родителей. Господин Фишман, известно ли вам что-нибудь о местопребывании Льва Рудя, ведь вы были знакомы?

И, покосившись на покрывшееся корочкой пюре, рядом с которым покоился кусок рыбы с овощами, предложил: