неизвестен Автор - Убийство в 'Долине царей'

- Мне бы поговорить с одним вашим подопечным по фамилии Размахаев.

- Такого не знаю.

- Он лежит у вас со времен Брежнева!

- Вы ошибаетесь.

- Могу я посмотреть список пациентов?

- Нет, - главврач уже миновал охранников.

- я все равно получу разрешение! - с отчаяния крикнул я вдогонку.

- Вы получите неприятности, - обещал мне главврач спиной.

Ну и сволочь! На таких вот и держится любая система. Просто кулаки чешутся! Встретить бы этого "ученика" Гиппократа в тихом переулке, глядишь, у Поглощаева одним клиентом стало бы больше.

На всякий случай я заглянул в справочный стол больницы, но тоже бестолку. Сгинул некто Размахаев, растворился на одной шестой части суши и никому до этого нет дела, даже жене, в нашем скотском обществе. Так из стада уводят на убой, а стадо мирно щиплет травку.

Я встал посреди улицы, раздумывая, что делать дальше. С утра меня тешила надежда на встречу с Размахаевым, из которого я наверняка вытянул бы кое-что существенное, но оказалось грош мне цена как журналисту и сыщику, не справился с простеньким заданием и запасного плана не выдумал. Но никакого плана, собственно, и не требуется: раз не вышло с мужем, нужно добить жену по паспорту. Должна она знать, как превратилась в роковую женщину и почему муж сошел с ума или его сошли. Поэтому я поехал к Размахаевой и у дверей почти нос к носу столкнулся с Навыдовым.

- Ты же взял деньги и обещал не следить за мной! сказал он.

- Во-первых, я подошел с противоположной стороны. А во-вторых, вы не "тыкайте", Навыдов. Я еще не член вашей бригады: не интер-, не могилокопатель.

Он хмыкнул:

- Тебя все равно не пустит вахтер.

Так и вышло. Навыдов прошел, а меня задержал внизу парень с задницей, отъеденной на ширину плеч. Но я поговорил с Размахаевой по диктофону, и парню пришлось отойти в сторону.

В квартире, кроме зиц-вдовы и Навыдова, я обнаружил и Терентьевича в домашних тапочках.

- Тебя только пистолет остановит, - сказал мне Навыдов что-то вроде комплимента и стал делать Терентьевичу знаки, приглашая поговорить наедине.

- Нам нечего скрывать, - сказал Терентьевич. - Говорите при всех.

Навыдов передал конверт.

- Это загранпаспорта с визами, - объяснил он скорее мне, чем своему шефу. - И там же советский паспорт Марины Степановны со штампом, что ее брак считается недействительным.

- Но ведь она еще позавчера была замужем! - удивился я.

- А вчера я ее развел.

- Дорого, наверное, заплатили за спешность.

- Не из твоего кошелька.

- Где же взяли мужа?

- Его согласия, как недееспособного, не потребовалось.

- С вами не соскучишься, господа, - сказал я. - Только начнешь привыкать, что гражданка Размахаева замужем, а она уж опять по закону девица.

- Кстати, Марина Степановна, я забыл вас спросить, влез Навыдов, - не хотите ли вернуть девичью фамилию?

- Замолчите, идиот! - закричала экс-Размахаева. Господи, как вы мне все надоели! Дурак на подлеце, подлец на Дон-Кихоте, Дон-Кихот за компанию с человеком, от которого я прячусь с пятнадцати лет! Не поеду я ни в какую Югославию и женой вашей никогда не буду! Слышите, Терентьевич! Поставьте тапочки моего мужа на место и уходите!

- Успокойтесь, - сказал Терентьевич. - Нельзя себя так вести.

Размахаева сорвала с его ног тапочки и демонстративно сунула в карманы халата.

Будь я на месте Эркюля Пуаро, немедленно заключил бы, что все дело именно в тапочках, что муж Размахаевой перед сумасшествием напитал их ядом, сотворив таким нехитрым образом тайну роковой женщины. Но я не любил Агату Кристи за обилие шаблонных романов и поэтому спросил:

- Тапочки дороги вам как память?

Размахаева не слышала меня. Она повторила Терентьевичу:

- Если вы порядочный человек - немедленно оставьте мой дом. И забудьте меня. Может быть, вы и очень хороший, добрый, внимательный, но я вас не люблю. Вам со мной будет плохо, и мне будет плохо. Прощайте. А за развод спасибо, сама бы я вовек не собралась.

Навыдов с Терентьевичем ретировались, видимо, до лучшего расположения духа хозяйки, а Размахаева легла немного порыдать в подушку.

- Все это очень забавно и интересно, если только не первоапрельский розыгрыш.

- А вам что еще надо?

Я хотел сказать: тапочки примерить, может быть, я искомый золушок, - но только пожал плечами.

- Что надо? - не унималась Размахаева. - За деньгами пришли? Забирайте под расписку, - она вытащила из-под кровати "дипломат".

Я открыл его и от удивления присвистнул:

- Сколько тут?

- Как сколько? Миллион.

- Тот самый, что Шекельграббер должен был отдать за документы?

Теперь уже она посмотрела на меня, явно ничего не понимая.

- Вы же сказали вчера Поглощаеву, что знаете убийцу Шекельграббера!

Я совсем растерялся. Из ее слов выходило, что, раз я знаю убийцу, я должен знать, что деньги именно у Размахаевой. Видимо, так она и объяснила себе мой приход.

- Это был блеф. Я смотрел на реакцию Поглощаева, пришлось хоть что-то ответить.

И тут же получил две оплеухи и истерику в виде безболезненного приложения. Хотел было ответить, но вспомнил, что из всего женского рода бил только подушку, и опустил руку.

- Вы хуже подлеца, вы - ничтожество! - сказала она, очнувшись.

Вид мой и впрямь был как у оплеванного. Это я рассмотрел в зеркале.

- Значит, Шекельграббер поехал выручать документы, оставив деньги у вас? Значит, он знал, что платить не придется?

- Что мне с ними делать? - Размахаева одновременно подтвердила мой вопрос и задала свой.

- Не знаю. Верните вдове или потратьте: накупите свечек и замаливайте грехи во всех церквях мира.

- Чьи грехи?

- Не знаю.

- А что вы знаете?

- Сегодня я найду убийцу Шекельграббера.

- Далеко ходить не надо.

Я оторопел:

- Так это?..

Она засмеялась:

- Вы полный кретин. Вам не сыщиком надо работать, у вас другое призвание.

- Какое же?

- Много есть профессий для ваших способностей и интеллекта. Дворник, например.

Я обиделся.

- Ладно, еще увидимся, - сказал и вышел...

На улице мне стало еще грустней от безысходности. Когда прохожая парочка бросила: "Мужчина, у вас вся спина белая, только под курткой не видно", - я сухо ответил, что во времена тотального дефицита денег у простых людей праздник дураков ежедневно. Куда идти? - думал я, кружа вокруг дома Размахаевой. Опрелин разговаривать не станет, Кашлин либо отшутится, либо посмеется надо мной; Поглощаев сам ни черта не знает, да еще я ляпнул, что нашел убийцу; остается мелкий пакостник Заклепкин и перетрусивший Горчицын. Ясно, как дважды два, что все дело в Размахаевой. Но кто лишил жизни Шекельграббера из-за нее? А может быть, и не из-за нее вовсе, но что она как-то тут вольно-невольно участвует - это точно.

Я чувствовал себя учеником костоправа, не выдержавшим экзамен. В старину их профессионально признавали так: клали битый кувшин в горшок, а ученик должен был его собрать на ощупь.