Алексей Пронин - Страж державы

– Это он, – дрогнувшим голосом проговорил Стиклер. – Какого рода информацию вы хотели бы получить взамен?

– Прежде всего я хотел бы сохранить конфиденциальность, – многозначительно взглянул на Рубина Миссионер.

– Да-да. Я подожду вас в машине. – Дядюшка Лаз суетливо сорвался с места, оставив собеседников наедине.

– Мне нужны координаты русского полковника, прибывшего в Париж для встречи с представителями ЦРУ, – продолжил Миссионер после того, как Рубин отошел на почтительное расстояние.

– Я смогу удовлетворить вашу просьбу завтра утром, – после некоторого раздумья ответил Стиклер. – Как мне связаться с вами?

– Я буду в номере вашего родственника. Если что-то пойдет не так, мне придется ликвидировать его, а заодно и его спутницу. И, конечно же, я не смогу гарантировать вашу безопасность.

– Отлично. До завтра. – И Гарри исчез так же неожиданно, как и появился.

Стиклер пересек площадь и, остановившись около своей машины, закурил. Слежки за собой он не заметил, поэтому решил позволить себе выпустить наружу разрывавший его изнутри эмоциональный поток. Слезы, навернувшиеся на лицо при воспоминании о разорванных на куски во время теракта жены и восьмилетней дочери, высыхали на щеках от теплого майского ветра.

Это были слезы облегчения.

То, о чем он так долго грезил и к чему долгое время стремился, свершилось. Человек, виновный в гибели его семьи, уничтожен, а его голова отделена от туловища. Призраки прошлого, не дававшие ему до самого последнего момента спокойно жить, наконец-то отпустили его. Сейчас, первый раз за много лет, он почувствовал облегчение. Месть свершилась, и гармоничность мироощущения вновь вернулась к нему. Боль ушла. Он не жалел о том, что информация, которую он должен передать убившему Эмира человеку, может повредить ему самому.

Главное, что теперь, на могиле жены и дочери, он больше не будет стыдливо отворачивать лицо от смотрящих на него с немым укором любимых глаз. Он был уверен, что теперь их лица будут излучать любовь и нежность.

Так, как когда они были живы…

Париж. Отель «Негреско»

03.15 местного времени

Холл отеля поражал воображение своими высокими потолками и настенными барельефами. Обслуживающий персонал, предельно вежливый и внимательный, не портил очарование шедевра архитектуры времен Третьей Республики.

Миссионер в сопровождении членов своей группы, а также дядюшки Лаза и Сары, на лицах которых блуждали блики нешуточной усталости, благополучно добрался до места своей дислокации на ближайшее неопределенное время. Отдав Мари последние наставления по поводу того, какие действия должны последовать с их стороны в случае возникновения внештатной ситуации, он вышел из машины вслед за поднимающимися по ступеням парадного входа дядюшкой Лазом и Сарой.

– Будь осторожен, Алекс, – напутствовала его напоследок Мари.

– За меня не беспокойтесь. Покрутитесь полчасика вокруг и отдыхайте. Как только Стиклер даст о себе знать, я сразу же выйду на связь.

Подмигнув Мари и пожав руку Сержу, Миссионер пожелал им спокойной ночи. Лазарь Рубин, нетерпеливо перебиравший ногами у входа в отель, с облегчением взглянул на приближающегося старлея Слобцова, цепкий взгляд которого не отпускал окружающие его картинки действительности до того момента, пока они не оказались перед нужными апартаментами.

Дядюшка Лаз, разрушив определенные стереотипы, навеянные старлею Слобцову подборкой анекдотов из национального фольклора, оказался весьма щедр на проявления благодарности и заказал в номер роскошный ужин. Да и отчаянная феминистка Сара, сбросив, как змеиную шкуру, свою холодную маску, почти с порога окутала его флюидами неотразимой женственности. Выйдя из ванной комнаты, где он мало-мальски привел себя в порядок, Миссионер застал ее в коротком полупрозрачном халатике. Зрелище было не для слабонервных.

– Извините меня, Алекс, за мою резкость в самом начале нашего знакомства. – Сара, прихорашиваясь, стояла перед зеркалом. – Я обещаю исправиться, если, конечно, мне представится такая возможность.

Разительная перемена в линии поведения Сары Абельман заставила его ненадолго задуматься о природе столь резких изменений. Наверное, только подвиг Геракла способен растопить сердце отчаянной феминистки и сделать послушной рабой, спешащей со всех ног для выполнения любых пожеланий своего хозяина. Может, мир перевернулся с ног на голову оттого, что мужчины перестали совершать отчаянные поступки во имя своих возлюбленных?

– А где дядюшка Лаз? – Миссионер не без труда заставил себя оторваться от созерцания полуобнаженной натуры гражданки Израиля.

– Ушел спать, – ответила Сара. – Он из ортодоксальных евреев и свято соблюдает Шаббат. С вечера пятницы до вечера субботы – строгий пост. А у вас на родине есть ортодоксы?

– Климат не располагает, – уклончиво ответил Миссионер, разглядывая сквозь полупрозрачное одеяние волнующий вид сзади.

– Ох уж эти мужчины! – притворно вздохнула она, перехватив в зеркале его взгляд. – Вечно они оценивают нас, как лошадей на конной ярмарке.

– Что делать? – ответил Миссионер. – Такова мужская природа. Превалирующий инстинкт продолжения родословной.

Оторвавшись от зеркала, Сара стремительно прошла мимо него к столику и, открыв бутылку коньяка, налила по чуть-чуть в небольшие изящные рюмочки.

– Проявление твоего превалирующего инстинкта я успела отметить еще в ночном клубе, – съязвила она, намекая на состояние Миссионера, вызванное жарким танцем Фатимы.

– Это издержки молодости, – ничуть не смутился старлей Слобцов, садясь в кресло.

Рядом на столике клубился ароматными запахами ужин – коньяк, шампанское в ведерке со льдом, фуа-гра, тигровые креветки. Как он сможет потом вернуться к не балующему гастрономическими изысками российскому рациону?

– Ты не будешь против, если я на некоторое время оставлю тебя в одиночестве? Мне нужно принять душ. – Приблизившись к нему на максимально короткое расстояние, Сара многообещающе заглянула в его глаза.

– Я думаю, что «Луи XIV» скрасит мне минуты ожидания, – ответил Миссионер, вдыхая аромат эксклюзивного коньяка и провожая глазами колыхания полупрозрачного халата.

Пригубив коньяк, он с наслаждением смаковал его многогранный вкус. Просто праздник какой-то. Но… В который уже раз это треклятое «но»…

Но аскетическое либидо старшего лейтенанта российской полиции не могло позволить ему с головой окунуться в волны чувственных удовольствий, накатывающие на него со стороны преобразившейся израильтянки. Безопасность концессии превыше всего. После такой выдержанной в духе истинного профессионализма самонакачки его рука автоматически потянулась во внутренний карман пиджака, извлекая из него упаковку с сильнодействующим снотворным. Небольшая таблетка, исчезнув в изящной рюмочке, предназначенной для Сары, мгновенно растворилась в шедевре местных виноделов.