Лия Лин - Упади семь раз

Интеллигенция активно возражала против зеркальной башни стоимостью полтора миллиарда евро. Тем более что финансировать её планировалось из городского бюджета. Верхушка власти в свою очередь давила на то, что строительство ускорит экономическое развитие региона. И те, и другие приводили аргументы. Защитники старого города писали: «Трёхсотметровая вышка „Нефтапрома“ разрушит гармонию Северной Венеции и её архитектурный ансамбль».

Администрация сдержанно соглашалась, что «вопрос требует деликатного подхода, и она понимает озабоченность жителей».

Замешан в историю со стройкой оказался и тот самый господин Телюк, что купил Надькины «Мидии» (естественно, он был на стороне администрации города). На выставке я отлично запомнила его неприятную физиономию и теперь повсюду натыкалась на неё в Интернете. Телюк, как тень, следовал за Мультивенко, на всех совещаниях и встречах маячил за спиной губернатора. И уверял в своих интервью, что «широкомасштабный проект строительства, реализованный на площади в семьдесят гектаров, даст толчок к развитию деловой активности в Санкт-Петербурге».

Мультивенко-младший, как владелец крупной строительной компании, тоже фигурировал в обсуждениях строительства высотки. Смерть Стаса напрямую связывали с этой одиозной стройкой.

Чем больше я читала, тем сильнее запутывалась. Игры вокруг «Нефтапрома» наводили на мысль, что многое остаётся за кадром. И по статьям из Интернета не выяснить истинную расстановку сил и интересов.

Устав от политики, я переключилась на новости шоу-бизнеса, надеясь найти что-то свеженькое об Анькиной песне. Про «Дайкири», к сожалению, ничего нового не светилось, но неожиданно мелькнула строчка, от которой похолодело сердце: «Четвёртого октября в пригороде Петербурга обнаружен труп известного шоу-продюсера Андрея Чернохрамова». У меня всё поплыло перед глазами.

– На-а-а-адь!

Мадам Дельфинина оторвалась от «кающейся Аньки» и с кистью ворвалась на кухню.

– Лейка, ты становишься навязчивой. Дай спокойно поработать!

– Смотри… – Я открыла страничку, где скупо сообщалось:

«Андрей Чернохрамов был задушен в своей машине на окраине Петергофа. Преступление совершено с особым зверством, у убитого отрезаны уши и язык. Следствие выдвигает две версии: ограбление и заказное убийство».

Надька отшатнулась. У меня поползли мурашки по коже.

– Как ты думаешь, кто его?

– Наверное, те же извращенцы, что и ненашего Стаса распотрошили.

У Надьки затряслась кисточка в руке.

– Аньке скажем?

– Может, не надо? Ей и так досталось, чего волновать лишний раз.

Надин доплелась до буфета и налила себе коньяка.

– Лейка, давай хряпнем, не чокаясь. Помянем.

– Нет, после того шампанского я завязала с выпивкой. Вообще. Так что помяни без меня.

Стуча зубами по краю рюмки, Надька отхлебнула. Занюхала чёрным хлебом.

– Нет, я всё-таки скажу Андре.

– Ты уверена, что новость о смерти Храма её порадует?

– Я должна ей сообщить, – бормотала Дельфинина, – я должна. Какой кошмар!

Надька, набирая номер подруги, ушла в комнату Забавы. До меня доносились обрывки фраз, в которых Надин загробным голосом рассказала про отрезанные уши и язык.

А через полчаса Анька была у меня. И коньяк тут же быстро испарился. Надька оделась докупить выпивки для поминания. Обе подруги вспоминали теперь о покойном почти с нежностью – ведь всё-таки не чужой он был для Андре. Любая смерть для нормального человека – потрясение. А смерть знакомого – тем более.

Меня же скрутила паника. Чувство защищённости, робко поселившееся в душе после визита в милицию, испарилось. И страх стал терзать с ещё большей силой. Ведь теперь вернулись козлята, и я должна думать о том, как обезопасить детей. Они-то уж точно никаким боком не виноваты в этой истории.

Но самое страшное было в другом. Если Храм мёртв, то кто же убийца Храма и двух Стасов? И где он? Да где бы он ни был, скорее всего, файл его ещё интересует. И значит, убийца за ним вернётся. Сюда.

Джулька развалилась на полу кухни. И тут Анька впервые заметила, что псинка раздалась в боках:

– Лейк, смотри, а чего у неё живот такой странный?

– Ну живот. Беременный.

– А может, Джулька объелась?

– Ну, тогда она хронически объевшаяся. У неё такой живот каждый день. И будет ещё больше.

Псина мирно поглядывала, как я разделываю свинину на столе. И не скрывала своего интересного положения. И аппетита тоже.

Андре после убийства Храма была вынуждена съехать на съёмную квартиру – ту, в которой певица жила, опечатали. Решалась проблема перехода жилья по праву наследования к государству: у Андрея Чернохрамова не оказалось наследников. Завещания тоже. Анька не находила себе места, плакала, ругалась в милиции при даче показаний, объясняла, что квартира куплена на её кровные деньги. Всё было бесполезно – доказательств Анька представить не могла.

– Нет, ну прикинь, Лейк, – рыдала на кухне подруга, – та квартира, на которую я жизнь положила, теперь замороченное имущество. Дура я конченая, всё надеялась на что-то лучшее! Замороченная жизнь, замороченная квартира…

– Может, выморочное имущество [6]? – с сочувствием поправила я, припоминая один из тяжелейших в моей жизни.

– Да какая теперь разница? – всхлипнула Андре. – На новую квартиру всё равно вряд ли накоплю. Практически нереально. Хоть и куча предложений гастролей и корпоративов. Может, мне в Москву податься, Лейк?

Я знала, что периодически на день-два Андре улетала на гастроли, взяв на время вместо Храма нового концертного директора, совсем ещё мальчишку. Мне было безумно жаль Аньку. Вот ведь как бывает в жизни: популярная певица, огромные, по моим меркам, гонорары, а жить негде.

– Ань, мне будет тебя очень не хватать, – я сама чуть не заплакала. – И потом, ты же обещала быть крестной мамой малыша! Хочешь – живи у меня, сколько будет нужно.

– Нет, Лейк, это не выход. У тебя и так Лятрекша прописалась. Но за предложение спасибо, кисюнь. Ладно, прорвёмся.

После того разговора Анька стала чаще бывать у меня, иногда оставаясь на ночь.

Жизнь текла своим чередом, вроде бы входя в нормальное русло. Иногда мне звонила Наталья Васильевна, расспрашивала про здоровье и житьё-бытьё, предлагала всяческую помощь, но я категорически отказывалась. Зато настойчиво зазывала её в гости. Только каждый раз она старательно переводила разговор на другую тему. Сам же Александр Мультивенко не позвонил ни разу. Я не знала, что и думать.