Анна Малышева - Суфлер

– Урод! – Невозмутимый оппонент даже ругался без всякого озлобления. Ему как будто было лень проявлять эмоции. – Всегда был уродом…

– Поговори с ней сейчас же, убеди, что ждать нечего! – Теперь агрессивно настроенный собеседник сменил тон на плаксивый. Он уже не настаивал, а умолял: – Ты сможешь! Что тебе стоит?! Ей уже все равно!

– Я что, всю жизнь буду с тобой нянчиться? – неожиданно визгливо ответил ему оппонент. Он тоже перешел на повышенные тона. – За каким это бесом, хотелось бы знать?! Ты мне жизнь сломать решил, заодно уж со своей?!

– Гад… – с подвыванием произнес истеричный. – Гад проклятый, ты что же, бросишь меня подыхать из-за каких-то паршивых грошей…

Сообразив, что эти двое представляют куда больше опасности друг для друга, чем для нее, Александра стала подниматься по лестнице. Завидев ее, мужчины смолкли и повернулись к ней одновременно. Даже при тусклом освещении Александра заметила, что одеты оба вполне прилично и на бродяг или прочих маргиналов, которыми богаты арбатские окрестности, не похожи.

Мужчины молча посторонились, чтобы разминуться с ней на узенькой, в два шага шириной, площадке. Александра поднялась на площадку второго этажа, оглядела таблички на дверях. «Сюда!» Увидев нужный номер, она снова взглянула на мужчин. Они, не двигаясь, выжидающе смотрели на нее. Александра подняла руку, чтобы позвонить, но не успела этого сделать.

– Звонок не работает, – сказал один из наблюдателей.

– Да? – Александра в замешательстве опустила руку. Она собралась было постучать, но ее смущало пристальное внимание мужчин, буквально стерегущих глазами малейшее ее движение. Внезапно она догадалась: – Вы не из этой квартиры?

– Из этой, а что вам нужно?

– Я к Тихоновой Елене Вячеславовне.

Последовала пауза. Мужчины обменялись взглядами, значения которых Александра не поняла, хотя и следила за их лицами внимательно. Что в них промелькнуло? Испуг, недоверие, настороженность? В этих взглядах был страх, Александра не сомневалась. Но чем она могла напугать двоих взрослых мужчин?

– К ней можно? – спросила она, когда молчание стало ее особенно тяготить.

– Она болеет, – хрипло вымолвил тот, который заговорил с ней первым. Второй молчал. Судя по всему, именно он устроил истерику и все еще не пришел в себя.

– Знаю, потому и пришла.

– Зачем она вам? – Мужчина пожал плечами, и это движение вдруг показалось Александре искусственным, дурно сыгранным. – Она лежит с температурой, мы к ней только врача пускаем.

– Но я пришла от ее старого друга! – Художница постаралась вложить в свой голос всю доступную ей от природы силу убеждения. – Мне обязательно нужно ее увидеть!

– А кто вас послал?

Она хотела произнести «Эрдель», но с изумлением и ужасом услышала собственный голос, произносящий все так же напористо:

– Воронов!

Это был один из тех моментов, которых Александра очень боялась. Подсознание на какую-то секунду брало верх над рассудком, но эта секунда решала многое, и порой самым роковым образом. Она уже успела осознать, что предпочла переменить имя, чтобы в случае каких-то неприятностей не поставить под удар Эрделя. Воронову было уже все равно, а старыми друзьями Тихоновой были оба коллекционера. Но это не уменьшило шокирующего эффекта, который она сама испытала от своей внезапной лжи.

Мужчины тоже были, видимо, потрясены. Изумленное молчание свидетельствовало об этом выразительнее любых вопросов. Наконец тот, кто говорил с нею изначально, осторожно осведомился:

– Воронов? Так он же вроде вчера…

– Умер, – поторопилась подтвердить Александра. – Но он дал мне поручение сходить к Тихоновой… Не вчера, еще раньше…

Она врала на ходу, торопясь изобрести подробности запутанной истории с обменом картин, в которой эти двое ни за что не разобрались бы. Но это оказалось излишним. Мужчина, утвердительно кивнув, произнес:

– Идемте, попробуйте поговорить с мамой.

И поднявшись на площадку, отпер дверь в квартиру. Он вошел первым, не пропустив женщину вперед. Второй мужчина за ними не последовал. Переступая порог, Александра снова услышала внизу знакомое уже чирканье колесика дешевой зажигалки.

В прихожей оказалось так же темно, как в подъезде. Вдобавок, помещение было еще и неимоверно тесным. Каждый раз, попадая в дом конструктивистской постройки, Александра гадала, с какой еще диковинной планировкой встретится. Наиболее впечатляли квартиры без признаков ванных и кухонь, построенные в тот период, когда предполагалось, что трудящийся, вернувшись с работы, удовлетворит все свои нужды в общественных столовых, банях и прачечных. Проектировщик данной квартиры явно решил, что просторная прихожая – пережиток мещанства («Чай, не баре, енотовых шуб на оленьи рога не вешать!») и свел помещение к узенькой кишке, по которой приходилось двигаться гуськом.

Все двери располагались по одну сторону коридора, вторая стена была глухая. Дойдя до конца, мужчина приоткрыл застекленную дверь и, заглянув внутрь, обернулся к Александре:

– Она вроде спит. Зря побеспокоились. Позвонили бы сперва.

– Я и хотела, – смущенно, шепотом призналась Александра. – Но потом подумала, что раз уж все равно оказалась рядом, проще зайти…

– Ей лекарство принимать через полчаса. – Мужчина пристально посмотрел на гостью, словно ожидая, не скажет ли та чего еще.

Вопрос читался в его взгляде ясно, но был Александре совершенно непонятен. И снова она различила уже знакомое выражение глубоко спрятанного страха. Ей не мерещилось: так и было. Этот крепкий, коренастый мужчина, на голову выше художницы и раза в два тяжелее, – ее боялся!

– Посидите, подождите, я все равно буду ее будить, – неожиданно предложил хозяин в тот миг, когда Александра уже решила не настаивать на встрече.

Из открытой двери на нее пахнуло душком спальни тяжелобольного, спертым, приторно теплым, химически насыщенным – то ли спиртовым испарением лекарства, забытого открытым на столе, то ли травяного настоя, остатки которого женщина успела заметить в графине. В спальне было почти темно, только в дальнем углу, у наглухо зашторенного окна, горел тусклый ночничок, жиденький красноватый свет которого лишь усугублял сумрак. На постели виднелась отвернувшаяся к стене фигура, укрытая чуть не до ушей. Едва вдохнув отравленный болезнью воздух, Александра пожалела о своей настойчивости.

– Идемте, чаю попьем! – Хозяин сделался вдруг очень приветливым. – Что вы стесняетесь? Она обрадуется, что знакомая пришла. Вы же знакомы с мамой?

Александра отлично заметила ловушку, расставленную в этом вопросе, и ответила вполне хладнокровно, следуя за хозяином в обратный путь по узкому коридору: