Наталья Корнилова - Шестое чувство

– Вниз, – тихо произнес Роман. – Нас ждут там. Помните: собрание коммунистов. Идите передо мной, за нами могут следить. Вы меня понимаете?

– Да, да, – с придыханием ответил старик. Роман приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, глянул прямо в глаза и отчетливо проговорил:

– Вы пройдете в арку напротив, там, за гаражами, у большого дерева будет стоять черная «Волга». Вы сядете в нее и скажете одно слово, это слово будет паролем.

– Какое слово? – взволнованно спросил старик. Его тусклые голубые глаза блестели, пальцы словно месили невидимую глину, правая нога подергивалась.

«Нотариус», – ответил Роман. – Вы меня поняли?

– Да, да, товарищ… товарищ…

– Вам не нужно знать моего имени. Как говорил товарищ Сталин… – процитировал по памяти Роман советы Иры Тетериной. Ему даже не потребовалось договаривать: дед задышал, вытянулся перед Романом во весь свой внушительный рост и сказал:

– Я возьму ружье!

– Нет, не надо ружья, – медленно выговорил Роман. – Не на-до…

– А там будет?

– Будет, – машинально повторил за стариком Белосельцев и вдруг поймал себя на мысли, что, внушая тому какое-то действие, он сам говорит с теми же интонациями, как хозяин квартиры. Жаркая слабость обняла Романа, когда он почувствовал это. Он быстро произнес:

– Вы все поняли?

– Да, товарищ!

– Действуйте.

Роман остался стоять на лестничной клетке, а старик бодро потрусил по указанному Романом направлению. Белосельцев представил, как он покорно подходит к «Волге» и садится в нее, покорно шамкает этот самый «пароль», и его везут, как скот на убой, на составление бумаг к нотариусу.

Роман вытянул из кармана бутылку пива и решительно отпил большой глоток. Он открыл для себя алкоголь только позавчера и не собирался расставаться с этим открытием.

А что касается старика, то Роман даже не подозревал, насколько он был близок к истине своим сравнением – «к нотариусу, как скот на убой». Старик всю дорогу радовался, как ребенок, пел под нос: «И Ле-енин такоо-ой молодой, и юный Октябрь впереди!..», его руки подрагивали, он то и дело поднимал голову и окидывал всех таким светлым взглядом, что этого не мог объяснить и факт употребления старым коммунистом горячительных напитков. Старик хватал за плечо мрачной колодой сидящего Колю и говорил: «А борода у вас как – для конспирации?» Он наклонялся к Ирине и шептал что-то о штурме Берлина. Ирина попросила тормознуть машину и вышла, не доезжая немного до МКАД. В машине остались Коля, шофер, рослый детина, рядом с ним на переднем пассажирском сиденье – Наседкин в милицейской форме, брезгливо поджавший губы и презрительно хмыкавший в ответ на каждую реплику старика. Впрочем, эти реплики скоро кончатся.

За МКАД старика ждали плачущие желтыми листьями лесополосы, поля и грунтовая дорога, на которую свернула «Волга». Грязь сытно чавкнула под колесами, машину подкинуло, и мертвыми глазными яблоками закатилось серое осеннее небо, когда старик получил свои пять пуль из свежей обоймы наседкинского «ТТ».

– Наверное, показалось, – настороженно сказал Берт Сванидзе, когда мы въехали в небольшой городок. – Может, никакого «хвоста» и не было.

– Теперь уже не суть важно, – произнесла я. – Я за рулем больше четырех часов, надо позавтракать.

Берт Сванидзе взглянул на часы и сказал:

– Да уж, надо. Одиннадцатый час.

На улице было пасмурно. Густые, словно прокуренные, сизые тучи висели низко. Моросил противный дождь. Я включила «дворники», но все равно лобовое стекло залепляло мутной изморосью. Вести машину по сырой трассе было трудно и неприятно, неприятно тем более, что нельзя было поддерживать высокую скорость на всех участках.

Мы проехали по грязной улице, изобилующей колдобинами. Никаких закусочных я на ней не увидела, равно как не оказалось тут ни одного человека. Зато скелетом вымершего динозавра застыл металлический остов какой-то искореженной механической громады: то ли кран это был, как говорится, при жизни, то ли еще что…

Единственным живым существом, которое я заметила, был большой поджарый пес с облезлыми боками, который ожесточенно копался в опрокинувшемся мусорном контейнере.

– Н-да… – разочарованно пробормотал Сванидзе. – Кажется, закусочную тут надо еще поискать…

– Что за городишко! – выдохнула я, включая четвертую передачу. В это время на дороге показалась какая-то ретивая старушка-аборигенка, приволакивающая ногу и тащившая внушительную тележку с каким-то скарбом. Машины она, по всей видимости, не видела, и мне стоило большого труда затормозить.

Мою машину развернуло и протащило юзом до очередного мусорного контейнера, который не замедлил опрокинуться. Сванидзе отвалился на спинку сиденья и охнул, а старушка разразилась замысловатыми ругательствами – о, провинциальный фольклор! – и исчезла за углом дома.

– Ну, знаете ли! – выдохнул Сванидзе и безнадежно махнул рукой.

И в этот момент из проулка выскочил черный джип. Он свернул прямо перед нами и, старательно объезжая все колдобины, медленно поехал по дороге. Эта, с позволения сказать, дорога была так узка, что я не могла обогнать невесть откуда появившийся джип. Сванидзе затеребил мой локоть и стал бормотать что-то о том, что номера, кажется, те же, что у «хвоста» на трассе. Черный джип увеличил скорость, я, обрадовавшись, что можно ехать побыстрее, синхронно перешла на следующую передачу… но тут вдруг авто впереди резко затормозило, полетели ошметки грязи, я вдавила до упора педаль тормоза, но – это уже не помогло. Моя машина ткнулась в задний бампер джипа.

Судя по побелевшему и вытянувшемуся лицу Сванидзе, звук удара прозвучал в его ушах погребальным звоном.

Все понятно с этим черным джипом…

– Твари, – выговорила я в сердцах, – подставились под меня. Точно, подставились.

Из джипа, отчаянно матерясь, вышел здоровенный толстый парень и с остервенением хлопнул дверью. Я осталась сидеть на месте, Сванидзе, кажется, вцепился в свое прокурорское удостоверение, как утопающий за соломинку, и тихо осквернял воздух салона ругательствами. Парень из джипа бросил на меня злобный взгляд.

– Ты что же это, сука! – заорал он и со стремительностью, которую сложно было заподозрить в этом грузном и внешне неуклюжем теле, подскочил к моей машине. – Ты куда прешь, шалава драная!

И, не утруждая себя дальнейшими разглагольствованиями, он рванул на себя дверцу моей машины так, что та с жалобным стоном сорвалась с петель и осталась в его руках. Сванидзе икнул, а я невольно полоснула титановыми «ногтями» сиденье так, что распорола дорогой кожаный чехол.

Из джипа не спеша извлекали свои телеса еще трое: двое здоровенных малопривлекательной внешности молодых людей с обритыми черепами и невысокий белокурый хлопец со смазливым нахальным лицом и такой ядовитой улыбкой на красивых губах, что предыдущие двое показались мне вполне добродушными и безобидными жильцами зоопарка.