Наталья Корнилова - Последняя охота

– Деньги отдавать всегда неохота, – заметила я. – Особенно если к ним привык. Шеф, но у него же были какие-то проблемы с капиталом.

– Откуда ты знаешь?

– Беловицкая оговорилась сначала, а потом быстро замяла эту тему. Когда я попыталась разузнать, она резко ответила, что это к пропаже Юлии не относится.

– В том-то и дело, что относится, – заметил Родион. – Мало того, что я нашел Юлию, теперь нужно ее и уберечь.

– От кого?

– От кого-то из родственников, – сказал босс. – Я, правда, еще не разобрался, от кого именно.

– Погодите, – запуталась я, – так они что, не знают, что Юлия нашлась?

– Нет, – пожал плечами Родион. – Я никому не сообщал.

– А где она?

– У меня дома, с ней Валя.

Я вдруг поняла, как устала. Хорошо еще, что в нашем офисе был душ. Я с невыразимым наслаждением встала под теплые струи воды и смыла с себя напряжение этих бешеных суток. Хотя, конечно, не мешало бы выспаться. Но покой нам только снится…

– Кстати, – вернулась я к разговору, когда Родион составлял какую-то схему на компьютере, понятную ему одному. – Убийство Аникеева вызывает очень много вопросов. Главный, конечно: почему его убили?

– Мария, все убийства происходят либо из-за секса, либо из-за денег, – назидательно произнес Родион Потапович.

– Есть еще власть, – вставила я.

– Власть – это второстепенная категория. Властью люди стремятся обладать по первым двум причинам. Чтобы получить либо много секса, либо много денег, а лучше все сразу, и можно без хлеба. Короче, Аникеева убили по одной из этих причин. И с каждой стороны мы имеем подозреваемых. Какую версию сначала рассмотрим – деньги или «чуйства»?

– Чуйства, – сказала я, думая об Олеге Рублеве. Не давал мне покоя этот молодчик!

– О’кей. Итак, для начала я хочу включить тебе запись моего разговора с Беловицкой в больнице. Я записал его на диктофон на всякий случай. Привычка со старых времен.

О том, каковы были эти старые времена, я не рискнула спрашивать. Уж слишком много Родион имел разнообразных талантов, всевозможных знакомых и связей, которых у обычного человека быть не может. Но о прошлой своей жизни Шульгин особо не распространяется, так что я стараюсь не тревожить это осиное гнездо. Мой босс умеет гневаться.

Родион меж тем включил крохотный диктофончик, в котором закрутились мини-диски. Качество записи было удивительно хорошим. Отчетливо слышались и были понятны даже отдельные слова фона.

Голос Елены Дмитриевны был слабым, но ясным. Судя по всему, она говорила тихо, чтобы не привлекать внимания родственников, время от времени заглядывавших в палату.

Сначала разговор касался отвлеченных тем, затем Беловицкая неожиданно сказала:

– Родион, кстати, совсем забыла рассказать! Меня тогда отвлекли, затем этот взрыв джипа… Ведь есть еще одна непонятная деталь. Может, она вам поможет?

– Что за деталь? – спросил тихий голос Родиона.

– Знаете, я, образованная европейская женщина, – как всегда, издалека начала Беловицкая, – ни в какие суеверия отродясь не верила, простите за тавтологию. Однако тринадцатая палата в нашей клинике приобрела репутацию квартиры Берлиоза. Постоянно какая-то чертовщина происходит там. Оттуда еще никто не выезжал без осложнений. Юлечка – четвертая!

Родион слушал молча.

– В общем, после пропажи Юлечки палата была заперта на ключ. Ключ был только у меня, да и в кабинете Аникеева находился стенд с дублирующими ключами от всех палат. Так вот, после смерти Виктора я твердо знала, что кабинет заперт – Виктор еще при жизни, то есть вчера утром, отдал мне ключ. Вчера утром приехала я на работу, а в тринадцатой палате сидит неизвестный мне молодой человек в черном берете и наотрез отказывается объяснить, что же он тут, собственно говоря, делает. Представляете! Чертовщина какая-то!

– Что за молодой человек? – уточнил Родион.

– Не знаю, конечно. Я не оперативник, чтобы выбивать показания. Но какой мужчина этот мальчик! – Беловицкая, даже находясь на грани гибели, не утратила своей манеры артистично рассказывать истории. – Какие слова говорил! Ах, тридцать два года на свете живу, но сто лет таких не слышала! Я ведь собралась поначалу вызвать милицию, однако он упросил меня этого не делать. Признаюсь, его страстная бурная речь меня впечатлила. Ах, в нем погибает великий артист! Я его отпустила исключительно из любви к искусству! Такой человек не должен сидеть в тюрьме, он там зачахнет!

– Даже если он совершил преступление и проник на чужую территорию?

– Он не совершал преступления! – возмущенным шепотом воскликнула Беловицкая. – Он пришел из романтических побуждений – спасти любовь своего брата. Ах! А проникновение – право, ерунда такая!

– Я немного запутался. Не могли бы вы подробнее? Что за любовь? При чем тут его брат? Кто его брат? И с какого он вообще бока сюда относится?

Беловицкая стала рассказывать подробности.

– Он сказал, что его зовут Александр Рублев, он – студент, ему двадцать лет. Проживает со старшим братом Олегом на квартире в Бибиреве.

– Это точные данные? – спросила я. Родион кивнул.

– Один мой знакомый из УВД проверил сведения о Рублеве. И представляешь, Машенька, оказалось, что его старший брат является сослуживцем Кузьмичевой Веры. Мало того, коллеги по работе уверяют, что она влюблена в Олега.

Босс снова нажал кнопку, и голос Беловицкой продолжил:

– При себе Саша, этот потрясающе храбрый мальчик, который держался очень смело, имел небольшой конверт, в котором я обнаружила весьма любопытные снимки, вот, посмотрите.

Родион снова остановил запись и протянул мне белый конверт из плотной бумаги. Внутри находился обычный компромат, с которым я довольно часто сталкивалась в процессе службы в детективном агентстве. Такие снимки часто заказывают жены, сомневающиеся в верности мужей. И как правило, абсолютно обоснованно сомневающиеся.

– Кто это? – спросила я, разглядывая фотографии плохого качества – снимки получились несколько размазанные и серо-туманные – на них длинноногая красотка стандартной внешности, напоминающей куклу Барби, и невысокий лысеющий мужчина лет тридцати занимались… ну, в общем, ясно чем занимались в официальной обстановке – на широком рабочем столе, на полу, возле стены, возле зеркала… – Аникеев с кем?

– Секретарша из канцелярии, Инна Колоскова…

– Кузьмичева Вера, – вспомнила я, – говорит, что эта Инна была последней в кабинете Аникеева, что она его и убила.

Родион задумался.

– Маловероятно, – выдал он.

– Почему?

– Потому что у Инны есть алиби. Смерть наступила в час тридцать, а Инна вышла из кабинета в час десять. Она действительно приходила в кабинет главврача подписать некоторые документы, но ушла оттуда раньше, чем Аникеева убили. Тому свидетели – бригада строительных рабочих. Один из них слышал, как девушка прощалась с врачом и тот ей отвечал.