Ксения Баженова - Убить своего дракона

— Вас как зовут?

— Лидой меня звать.

— Спасибо вам. Я совсем хорошо себя чувствую. Я, честно говоря, в лесу вас немного испугалась.

— Меня многие боятся. Да я и сама себя иногда боюсь. — Бабка доела, облизала ложку и положила ее на стол рядом с тарелкой. — Чайку?

— Если можно.

— Чего ж нельзя? — Железный чайник уже постукивал крышкой на плите.

Налила чаю в старые, покрытые коричневым налетом чашки. Белые в красный горох. Одна сколота на краю.

— Нездоровая я. Иногда прям находит что-то такое, чего я не понимаю, и не помню себя совсем. Беда большая у меня случилась в жизни. Вот после нее все и началось. Иногда чувствую — подступает, я тогда сразу на колени и молиться, молиться. А иногда внезапно весь мир пропадает, только очнусь где-нибудь в лесу или на кладбище. Что делала — не помню, но догадываюсь.

Ляля смотрела на нее и думала о том, что действительно глаза у бабки умные, живые. Интересно, сколько ей лет? На что она живет? Пенсия, наверное. Огород.

— Я с людьми стараюсь не общаться. Не любят они меня, сторонятся. Да мне и одной хорошо. Правда, иногда самые смелые приходят за помощью, когда болеют сильно. Господь разум отнимает, а дар дает. Вот и тебя я нашла, выходила. Ох, что-то я разболталась. — Лида встала, показывая повернутой к Ляле сгорбленной спиной, что разговор окончен.

— Спасибо. Как вас отблагодарить?

— А не надо никак. Раз Господь меня к тебе привел, значит, воля его такая была. Иди уже лучше. Надоела ты мне, возиться с тобой. — Старуха вышла и принесла Ляле ее вещи. — Может, проводить?

— Нет-нет. Спасибо, ничего не надо, я как-нибудь доберусь.

— Как знаешь. Тут легко заблудиться. Ну если не хочешь, чтобы я тебя вывела, иди на звук железной дороги. Попадешь к насыпи и по путям направо. На вот тебе. — Лида сунула ей ломоть хлеба.

Ляля шла на звуки поездов. Иногда они приближались, иногда, напротив, становились совсем не слышны. Потом она устала продираться сквозь лес и решила отдохнуть и съесть хлеб. Хорошо, что эта не от мира сего старая Лида не стала ее расспрашивать. Но и про себя ничего подробно не рассказала. Что у нее там случилось? Все так странно, быстро произошло, что Ляля даже не успела подумать о том, что же случилось той ночью, когда она оказалась в лесу. Отщипывая и поедая хлебные кусочки, Ляля стала восстанавливать подробности. Той ночью она вовсе не спала. Ее мутило. Она слышала, как стонет и тяжело дышит Марк, и думала, правильно ли она сделала, что выложила ему всю историю? Ведь сам-то он так ей ничего и не рассказал ни про себя, ни про это происшествие. Просто молча проглотил информацию. А она выпила вина, с голода опьянела и разболталась. Вдруг она все испортила? Зачем пила вино, целый день не евши, или, может, котлета была испорчена? Тошнота подступала к горлу, когда вдруг она услышала, как заворочался и, кажется, сел на полу Марк. Потом тихо встал, замирая после каждого шороха и скрипа, надел джинсы, звякнув пряжкой от ремня, затем, наверное, рубашку, вот жикнула молния на куртке, судя по тому, что шаги были тихие и мягкие — надел кроссовки. Подошел к кровати, наверное, проверяет, спит ли она, и хоть стало очень страшно, Ляля старалась дышать и сопеть как можно естественнее. Потом он аккуратно открыл дверь и запер ее снаружи на ключ. Ляля вскочила. Голова шла кругом, но она постаралась не обращать на это внимания, подошла к столу и, чуть приоткрыв занавеску, впустила луч яркого лунного света и нашарила шпильку, которая, к счастью, так и лежала там, где ее оставили. Не закрывая шторы, подошла к двери и стала шарить в замке, жутко боясь, что вернется Марк или придет эта ужасная тетка. Страшно было открыть дверь и столкнуться с ней. Но любопытство пересиливало все страхи и тошноту, которая волнами накатывала на нее. Она глотнула воды и продолжила ковыряться в замке. Наконец проклятый язычок поддался. Да, у адской домработницы, как назвала ее Ляля про себя, ушло на это гораздо меньше времени. Опытная, видно, в таких делах. Она осторожно выглянула в коридор, никого не было. Надела кроссовки, подоткнула одеяло так, будто под ним кто-то лежит, накинула высохшую, но грязную куртку, прошла на цыпочках к веранде и осторожно стала ходить, из окон просматривая двор. Из той же точки, откуда Марк совсем недавно увидел Владлену, она заметила самого Марка, который стоял и смотрел на колодец, потом резко повернулся, и Ляля отпрянула, испугалась, что лунный свет ее обнаружит. Но он очень быстро прошел мимо, и она, услышав, как скрипнула калитка, вышла из дома. Улица освещалась только одним фонарем вдалеке. Тишину нарушала шумевшая неподалеку трасса. Марк быстро направился к лесу. Лялю мутило и знобило, больше всего ей хотелось вернуться обратно в кровать, но она решила следить за ним до конца. Он свернул за угол, она побежала по траве, чтобы не скрипеть песком и галькой. Из-за угла Ляля видела, как он подошел к тропинке, ведущей в лес, посмотрел по сторонам и скрылся за деревьями. Дорогу освещала луна, она светила гораздо ярче того фонаря на краю дачной улицы. Ляля дошла до места, где исчез Марк, и, еле держась на ногах, слилась с темнотой. Мягкие иголки поглощали звук шагов, она не видела Марка, вглядывалась в черные стволы. Постепенно глаза привыкли к мраку, она прислушалась и пошла потихоньку туда, где хрустел валежник или срывалась с криком птица. Внезапно оглянулась и поняла, что не знает, в какой стороне дом, а Марк исчез. Резь в животе набирала силу, как и головокружение, вдруг Ляля услышала страшный животный крик, потом еще один, и еще. Они прошили стальными прутьями позвоночник, содержимое желудка подступило к горлу, и Ляля побежала сама не зная куда, заплетаясь ногами, падая, вставая, обливаясь холодным потом, ломая ветки, пока наконец не выбежала к небольшой поляне, и когда увидела, что там происходит, упала и больше подняться не смогла.

Вскоре Ляля вскочила, стряхнув с себя неприятные воспоминания. Надо идти дальше. Она немного постояла, ожидая стука колес электрички, и когда различила их, вновь пошла на звук, думая о том, что главное — добраться до дома, а там уже подумать, как разбираться со всей этой компанией.

Владлена отогнула край занавески и выглянула во двор. Машины вроде разъехались. Стало быть, поминки закончились. Она заснула и ничего не слышала. Чувствовала себя плохо. Душа томилась и скрежетала, как ржавый часовой механизм. «Интересно, этот вор остался?» Она выглянула за дверь, поводила головой, прислушалась и пошла на звук со стороны кухни. Туда-сюда болталась и хлопала рама окна, занавеска от ветра рвалась наружу, свет уличного фонаря отблеском плясал по комнате. Вот непогода-то снова разыгралась. Она закрыла окно и включила свет. На столе стояла грязная посуда, валялся мусор, недоеденная заветрившаяся еда.