Алина Егорова - Дар богов

Он ликовал: «Парус» обанкротился, Иван остался ни с чем. По этому поводу Вадим закатил вечеринку в пабе у причала. В кои-то веки он оторвался по полной: с реками шампанского, битьем посуды и размалеванными фигуристыми шлюхами. Он проснулся, когда рабочий день скорее заканчивался, нежели начинался. Соображая, что бы такое ему соврать, Вадим позвонил начальству. Врать не пришлось, поскольку «Парус» прекратил свое существование. До Вадима не сразу дошло, что он остался без работы.

Устраиваться вновь охранником он не хотел. Тело его требовало отдыха, а душа – справедливости. Теперь у него появилась еще одна претензия к Ивану: к его воображаемому долгу добавилось невыплаченное выходное пособие.

Иван ускользнул на Большую Землю, чтобы там начать новый бизнес. Вадим, как рыба-прилипала, последовал за ним. Служба в армии не прошла даром, там он научился становиться незаметным. На войне, если хочешь выжить, без маскировки – никак. В чужой стране ты для всех враг: и для моджахедов, и для мирных граждан. С последними сложнее, чем с явным противником: они днем – добрые «абрикосы», а ночью – злобные «урюки»: могут радушно принимать тебя в своем доме, а едва выйдешь за порог – пырнут ножом.

В Питере, куда прибыл Форельман, Вадим продолжил слежку за ним. Он видел, как бывший гендиректор встречался с деловыми партнерами в ресторане, что-то обсуждал, куда-то ездил. Вадим осматривался и ждал удачного момента, чтобы предъявить ему счет. Он думал разыграть случайную встречу и вновь устроиться в его фирму, а там он уже своего не упустит – будет действовать по уму, обратится к компетентным в экономике специалистам и оберет своего врага до нитки.

Встреча Форельмана со странной женщиной спутала все его планы. Иван стал бывать у нее дома и вместе с ней посещать необычные места, в нетипичное для большинства граждан время. Слежка сделалась затруднительной: эта парочка могла на рассвете отправиться за город, чтобы там покурить кальян, или среди ночи пойти на набережную и гулять под дождем. Они шлялись по крышам, закрытым клубам, рынкам, подвалам, ходили на «квартирники» и тематические вечеринки. И все эти мероприятия имели явно мракобесный уклон: если вечеринка – то в костюмах нечисти, если семинар – то на эзотерическую тематику.

Женщину звали Майя. Она была высокой и статной, светлокожей, с копной густых каштановых волос. Майя выделялась из толпы отстраненным взглядом, одеждой, надетой часто не по сезону и не к месту, и всегда что-то писала в тетради. Но больше всего Вадима заинтересовала брошь, которую носила Майя. Керамическая, в виде солнца, с лицом человека, она являлась повторением лика идола Золотого Солнца!

Вадим чуял: Форельман встретился с Майей не случайно, и она, должно быть, тоже что-то знает о языческих кладах. На протяжении всей слежки Иван его не обнаружил, а вот Майя замечала Вадима не раз. Она встретилась с ним взглядом, когда сидела в кафе, потом отвела свои колдовские, с лунным светом на дне, глаза и принялась что-то писать.

Вадим сгорал от любопытства: что она такое все время пишет? И не о нем ли, часом? Улучив момент, он украл у нее сумку и вытащил тетрадь. Почерк у дамы был витиеватым, местами неразборчивым; она писала беспорядочно: то были зарисовки, стихи, наблюдения и отдельные истории. На одной из страниц Вадим нашел и свою. Она поменяла ему имя, но само жизнеописание: война, ранение, затем скитания – все это было про него. Где-то приукрашено, изменены названия, но в целом совпадает.

Форельман исчез из его поля зрения, ни в гостинице, ни у Майи он больше не появлялся. «Упустил», – констатировал Вадим. Ивана следовало найти, и ничего иного, кроме как расспросить его подругу, ему не оставалось. Поздним вечером Вадим явился к ней домой, чтобы разузнать про Ивана и заодно про брошь. Майя, несмотря на свою внешнюю отрешенность, оказалась весьма неглупой особой. От такой можно ожидать всего, сделал вывод Вадим и, чтобы не рисковать, бросил в ее бокал яд и влил отравленное вино ей в горло. Яд был отменным, приобретенным еще на Востоке. Его использовали моджахеды, чтобы не сдаваться в плен живыми.

Вадим из записей Майи понял, что делала эта парочка на блошином рынке. Торговку, когда-то продавшую Майе брошь, он нашел не сразу. Лидия Феоктистовна появлялась на рынке лишь изредка, а когда приходила, скромно стояла на своем месте, в конце ряда с коробкой бижутерии в руках. Вадим наконец-таки ее дождался и купил у нее пару безделушек, за что женщина охотно ему рассказала про Выхино и про идола на Лысой горке.

Вадим сел в поезд и дернул в Карелию – пытать счастье. Он почти добрался до Выхина, как вдруг в райцентре на автобусной станции увидел Ивана. Он чуть себя не обнаружил, идя ему навстречу, но вовремя отвернулся, так что бывший гендиректор его не заметил. По всему выходило, что Иван в поселке уже побывал и отчаливает обратно. Вадим чувствовал, что Форельман не просто так трется около идолов. Вот только с уловом он возвращается или нет, было неясно. «Может, он обнаружил клад, но трогать его не стал или перепрятал?» – строил Вадим догадки.

Иван доехал до Петрозаводска, затем отправился в аэропорт и почему-то зарегистрировался на сухумский рейс. Вадим последовал за ним. И вот в Абхазии Форельман вновь пришел к идолу. Здешнее Солнце было изготовлено из темного металла, ничуть не походившего на золото. К нему водили экскурсии, и старый гид-абхазец вещал туристам о чудесных свойствах идола, речушки, у которой он находится, и всего каньона в целом.

«Слишком много народу обо всем этом знает – для того чтобы жертвенник остался нетронутым», – скептически заключил Вадим. Иван же оказался оптимистом. Причем оптимистом упертым. Вадим не без ехидства наблюдал из-за цветущего буйным цветом ракитника, как этот кретин со стахановским энтузиазмом роет землю. Он чуть не заржал вслух, когда тот выкопал армейскую флягу. Такая фляга где-то хранится и у него дома как память об Афгане.

До Форельмана-таки дошло, что ничегошеньки там нет и зря он ковыряется в земле. Иван злобно отшвырнул свою находку, едва не угодив ею Вадиму в лоб.

«Ничья», – подвел итог этой поездки Вадим. Отсутствие клада огорчало и в то же время радовало, потому что Иван-то остался с носом. Оказалось, что неудача соперника может доставить радость – не меньшую, чем собственная удача.

Из Анаклии в Сухум кладоискатели ехали вместе, но «на расстоянии» друг от друга. Вадим продолжал следить за Форельманом уже без всякого интереса. От чудовищной жары и духоты у него трещала голова. В таком состоянии на него обычно нападала апатия, он становился безразличным ко всему, даже к самому желанному. Была у Вадима такая черта – из-за усталости или неудачи бросать начатое или же попросту оттого, что у него изменилось настроение. Бывало, он опускал руки, уже пройдя большую часть пути. В его жизни остался недостроенным дом, который он бросил, выложив кирпичом стены до уровня окон; не прижившееся грушевое дерево, саженец которого он воткнул в землю и оставил на произвол судьбы, и выросший без него сын.