Евгений Сухов - Шифр фрейлины

Неожиданно рамы распахнулись, и в оконном проеме, освещенном серебряным лунным светом, Михаил увидел хорошенькое взволнованное личико императрицы. Осмотрев сад, она что-то произнесла в глубину, и тотчас появилось одухотворенное лицо штаб-ротмистра. Обняв императрицу, он впился губами в ее рот, а потом, отстранившись, запрыгнул на подоконник. Что-то сказав на прощание Елизавете Алексеевне, спустился на землю и заторопился прежней дорогой в сторону ограждения. Дважды звякнули шпоры, раздавшиеся в ночи колокольным звоном. Вопреки ожиданию, караул не появился.

Неподалеку послышался шорох раздвигаемых кустов, и адъютант увидел широкоплечую фигуру кавалергарда; в глаза бросились его глаза, светившиеся от счастья. Штаб-ротмистр и в самом деле был пригож. Выбор императрицы не удивлял. Остановившись у ограды, Охотников обернулся, полагая, что Елизавета Алексеевна провожает его взглядом, но, не рассмотрев в ночи желанного образа, взялся за прутья и легко перепрыгнул через чугунную позолоченную ограду.

Князь Горчаков вышел навстречу кавалергарду в тот самый момент, когда тот взял под уздцы привязанную лошадь. Погладив животное по холке, он что-то ласково ей зашептал, как если бы делился с ней своими любовными переживаниями.

– Ваше благородие, кажись, вы мундирчик свой запачкали, когда через кусты продирались.

– Что? – повернулся штаб-ротмистр.

– Я у вас спросил, как императрица в постели? – посуровел Горчаков. – Крепко обнимает? Каково это, такую бабу с самим императором делить?

Губы штаб-ротмистра сжались в тонкую линию.

– Кто ты таков, гнусный мерзавец?! – ухватившись за эфес палаша, спросил он.

– Сейчас узнаешь, – зло ответил Горчаков и, коротко размахнувшись, ударил штаб-ротмистра в бок кинжалом.

Тот тяжело охнул. Слабеющей рукой штаб-ротмистр попытался вытащить палаш, но, осознав тщетность усилий, сделал небольшой шаг, намереваясь дотянуться до обидчика. Князь Горчаков, скрестив на груди руки, молча наблюдал за умирающим офицером; в какой-то момент ему даже показалось, что тот сумеет дотянуться и его пальцы сомкнутся на шее обидчика, но сил хватило на два небольших шага, а на третьем ноги подломились, и кавалергард завалился на бок. Его губы шевелились, умирающий силился что-то произнести.

Наклонившись, Горчаков услышал вопрос:

– За что?

– За любовь, братец. За любовь… Надо знать, в какие окна следует стучаться.

Князь осмотрел свой мундир, неодобрительно покачал головой, обнаружив на лацкане небольшое пятнышко крови, и двинулся к экипажу, оставленному на берегу Невы.

Гвардейцы, совершавшие обход Таврического дворца, обнаружили умирающего Охотникова на рассвете и, признав в нем сердечного друга императрицы, доставили во дворцовые покои. Как только в комнату вошла императрица, штаб-ротмистр открыл глаза и внятно произнес:

– Богиня.

– Алеша! Кто с тобой это сделал? Кто?! – в отчаянии воскликнула Елизавета Алексеевна, обняв возлюбленного.

– Теперь это неважно… Положи мою голову… к себе… на колени, – через силу проговорил Охотников.

– Конечно, родной, – утирая слезы, ответила императрица, уложив голову штаб-ротмистра на свои колени.

– Рядом любимая женщина… Ее колени, – улыбнулся кавалергард обескровленными губами. – О лучшей смерти… я и не мечтаю.

Прикрыв глаза, кавалергард тихо, будто уснул, отошел.

Три дня Елизавета Алексеевна, не желая никого видеть, оплакивала погибшего любовника. На четвертый, когда горе позволило задышать ровнее, она, сопровождаемая фрейлинами, решилась осмотреть место нападения на Алексея. Затем с непроницаемым лицом вернулась в свои покои, а еще через час в дверь ее будуара раздался негромкий осторожный стук.

Потревожить государыню в такую минуту дозволялось только одному человеку. Императору.

– Войдите, – негромко произнесла Елизавета Алексеевна.

Александр вошел; на лице застыла печаль, что делало его еще более торжественным, чем в обычные дни:

– Елизавета… Мне известно, что вы не желаете никого видеть… в том числе и меня. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Глаза у императрицы были сухими, как если бы горе отступило. В действительности оно лишь спряталось внутри, еще более подчеркнув строгую красоту императрицы.

– Зачем вы это сделали? – подняла она взор на мужа, в котором виделся откровенный вызов.

Выдержав взгляд когда-то горячо любимой женщины, император произнес ледяным тоном, еще более отдалившись от Елизаветы:

– Я не понимаю вас… О чем вы говорите?

– Ведь это вы убили Алексея Охотникова.

– Вы хотите сказать, вашего любовника? Елизавета, я правильно вас понимаю? Так вот, к этому убийству я не имею никакого отношения.

– За что вы меня мучаете? – горестно спросила императрица. – Вы убираете из моего окружения всех людей, которые были мне очень дороги и близки.

– Насколько мне известно, сейчас вы говорите об Адаме Чарторыйском, вашем первом возлюбленном? Признаюсь откровенно, я не ожидал от друга юности подобного коварства… Он был едва ли не единственным человеком, которому я доверял и на которого мог всегда рассчитывать. И уж тем более я всегда был уверен в честном поведении Адама как по отношению ко мне, так и по отношению к вам… Но сами понимаете, я не мог быть настолько легкомысленным, чтобы равнодушно взирать на публичный позор.

– Вы отправили его в Италию.

– Это сделал не я, а мой батюшка. Но к смерти Охотникова я не имею никакого отношения. Елизавета, ответьте мне откровенно, почему вы так поступили со мной?

– Я поступила с вами так же, как и вы все эти годы поступаете со мной. – В уголках глаз императрицы блеснули слезы. Казалось, что она не удержится и разрыдается; но нет, вздохнув глубоко, Елизавета пересилила нахлынувшие чувства и продолжала с прежней прямотой: – Неужели вы думаете, что я должна была равнодушно взирать на все ваши бесконечные любовные увлечения?

– И вы решили мне отомстить, я вас правильно понял?

– Считайте, как вам вздумается, – отвернулась императрица.

Александр лишь вздохнул: Елизавета Алексеевна была дочерью наследного принца Карла Людовика Баденского, всецело унаследовавшей его бескомпромиссный прямой характер.

– Господи, Елизавета, что же с нами произошло? Почему мы так отдалились друг от друга? Ведь нас всегда считали красивой и счастливой парой, а моя бабушка Екатерина Вторая сравнивала нас с Амуром и Психеей. Куда же все это ушло? – с болью произнес император.

Упоминание о Екатерине Великой не было случайным. Между двумя этими женщинами было немало общего: обе пришли на Русскую землю из немецких княжеств, обе вышли замуж за наследников престола, став впоследствии императрицами. Также обе испытали охлаждение мужей, сделавшись едва ли не соломенными вдовами. Обе полюбили Россию. Склонные к сочинительству, вели дневниковые записи. Единственное, чем принципиально отличалась Елизавета от Екатерины, так это неприятием политических партий. Вокруг Елизаветы Алексеевны, как одной из центральных фигур империи, собиралось немалое количество молодых людей, мысливших прогрессивно. А некоторые, среди которых были влиятельные гвардейские офицеры, предлагали путем переворота сместить нерешительного Александра Первого и поставить на трон ее.