Валерия Вербинина - Сиреневый ветер Парижа

В кресле сидел Принц, он же Макс, он же лучший друг Вероники Ферреро.

– Этого не может быть… — простонала я в слабой надежде, что сейчас проснусь окончательно и кошмарный сон развеется.

– Вы так думаете? — осведомился знакомый вкрадчиво-бархатный голос, который я уже слышала не один раз.

В панике приподнявшись на локте, я обнаружила, что лежу на каком-то диванчике. На стене напротив красовалась великолепная картина — портрет улыбающейся женщины в темном платье. Манера исполнения очень напоминала рембрандтовскую. Мебель в комнате была такая, какую можно увидеть лишь в старинном замке, который давным-давно превратили в музей. За окнами простирался какой-то лазорево-аквамариновый колышущийся ковер, и я не сразу сообразила, что этот ковер не что иное, как море, а птицы, разбудившие меня своими криками, наверняка чайки, реющие над водой.

Значит, я уже не в самолете, а на чьей-то яхте, и не надо иметь две головы, чтобы догадаться, кому она принадлежит. Присутствие Макса исключало всякие сомнения на этот счет.

Облизнув разом пересохшие губы, я поглядела на знаменитого террориста. На нем был костюм, наверняка скроенный парнем, который никогда не умрет в бедности, ибо костюм сидел на его хозяине бесподобно. В жизни Макс выглядел еще лучше, чем на своих фотографиях, но странным образом это открытие ничуть меня не обрадовало. Чем больше я смотрела на этого непринужденного плейбоя, тем меньше мне хотелось его видеть.

– Вас были нелегко найти, — промурлыкал бархатный голос. — Вы из тех женщин, которые любят, чтобы за ними бегали.

– Я? — пролепетала несчастная Вероника Бессонова, на глазах превращаясь в испуганную курицу.

– Именно вы, — подтвердил Макс и улыбнулся.

Ко мне начало возвращаться спокойствие. Я не была связана, а у Макса, насколько я могла видеть, не было при себе никакого оружия, которым он мог бы мне угрожать. Грех было не воспользоваться таким положением вещей и не попытаться переиграть ситуацию в свою пользу.

– Знаете, — откровенно призналась я, — я ничего не понимаю. Я же летела в самолете… И тут…

– Видите ли, — разъяснил он снисходительно, — когда самолет взлетел, через некоторое время обнаружились технические неполадки. Пришлось пилотам сделать вынужденную посадку в Праге, а вы к тому же — такое вот невезение — выпили чего-то во время полета и потеряли сознание. Словом, вас отправили в больницу, а самолет вновь взлетел, но уже без вас.

– И вы смогли это организовать? — слабым голосом спросила я.

Макс пожал плечами.

– За деньги люди готовы на все, дорогая мадемуазель Бессонова. Я правильно произношу вашу фамилию?

От его вежливости по моему позвоночнику заструился холодный пот. Это было еще хуже, чем если бы он кричал на меня или дал волю своему гневу.

«Полно, — сказала я себе, — возьми себя в руки! Он на это и рассчитывает, что ему удастся запугать тебя. Не поддавайся! Держись как стойкий оловянный солдатик (это была моя любимая сказка в детстве) и думай, как бы выбраться отсюда».

Взгляд мой упал на картину. Честно говоря, я бы предпочла в это мгновение увидеть что-нибудь более боевое, чем эта женщина со своей безмятежной, хоть и немного усталой улыбкой. Макс перехватил мой взгляд.

– Да, это подлинник, — сказал он. — И да, я заплатил за него сорок миллионов. Рад, что вам нравится Рембрандт. Некоторые находят его мрачноватым.

– Я больше люблю импрессионистов, — сказала я больным голосом.

– Ну надо же! Как и я.

Хотя мы всего лишь беседовали о картинах, и беседовали вроде бы непринужденно, я, набравшись смелости, посмотрела ему в глаза и поняла: мне конец. Он меня уничтожит. Сейчас он просто забавляется со мной, как кошка забавляется с пойманной мышью, прежде чем окончательно ее придушить.

Звать на помощь? Бесполезно. Просить о пощаде? Немыслимо. Попытаться его обольстить? Да вы, похоже, насмотрелись фильмов, любезный читатель! Какое там обольстить, когда у меня руки чешутся свернуть ему шею — и он, разумеется, это понимает и забавляется моим полным, ослепительным бессилием!

– Значит, вы… э-э… знаете, кто я, — начала я, чтобы потянуть время.

– Я все о вас знаю, — ответил он спокойно, хотя в глубине его глаз сверкнули молнии. — Знаю, как вас нашла Вероника, как вы бегали от нее и как вас в конце концов нашел этот бешеный.

– Простите? — глупо спросила я.

– Это прозвище Саразена, — бесстрастно пояснил Макс. — Кстати, куда девались двадцать миллионов, которые мой человек был должен заплатить за вас?

Я собрала все свое мужество.

– У меня их нет. Может быть, их унес стрелок?

На лицо Макса набежало легкое облачко.

– Ах да, стрелок, — протянул он. — Парень, которому заказали меня, Хайме и Веронику. Расскажите мне о нем.

– Зачем он вам? — спросила я.

Макс закинул ногу на ногу и поудобнее устроился в кресле.

– Многие пытались меня убить и, как вы сами видите, не преуспели в этом. Но этот человек, кажется, из тех, которые привыкли добиваться своего. По крайней мере, Хайме он нашел в два счета. Так что опишите мне вашего знакомого, и, пожалуйста, поподробнее.

В кино в такие моменты героиня сплошь и рядом начинает брыкаться, отнекиваться и врать. Но что-то подсказывало мне, что с Максом такие штучки не пройдут. Если он знал прозвище Саразена и сумел добраться до меня, то не исключено, что ему было известно и многое другое. Поэтому я не стала отпираться и скрепя сердце рассказала о «журналисте».

– Прекрасно, — сказал Макс, когда я закончила. — У вас очень хорошая память.

От любого другого мне была бы приятна такая похвала. Я опустила глаза и ничего не ответила. Почему-то меня не покидала мысль, что я совершила почти что предательство.

– Значит, он назвал себя Фениксом?

– Да.

– Вы на этом настаиваете?

– Да, а что? — удивилась я.

– Ничего, — туманно ответил мой собеседник. — Дело в том, что он не может быть Фениксом, потому что он давно мертв.

Я поперхнулась.

– Это… А… Это вы его убили?

– Нет. Просто я знаю, что он умер.

– Ничего не понимаю, — пробормотала я. — Но ведь кто-то же убил этого… как его… Хайме. И Феникс… Он пытался убить и меня, когда думал, что Вероника — это я.

– Тогда возникает вопрос: кто действует от имени человека, которого давно нет на свете? — усмехнулся Макс. — Если, конечно, вы не морочите мне голову. Кстати, вы можете объяснить мне, как Саразен мог упустить его в «Аллегре», хотя привел туда чуть ли не полсотни своих людей?

– К чему вы клоните? — беспомощно спросила я.

– К тому, что эта бездарная история о строительном магнате, жаждущем мести, вполне в духе Саразена, — задумчиво ответил мой собеседник. — И наемный убийца, которого Саразен почему-то раз за разом упускает, тоже выглядит подозрительно. Я бы скорее счел, что они действуют заодно. — Я открыла рот. — А связующее звено между ними — тот самый старичок-доктор, о котором вы упоминали. У них был свой план, и каждый играл в нем вполне определенную роль. Но тут Вероника нашла двойника, то есть вас, и спутала им карты. А потом уже вы спутали карты всем, и им пришлось повозиться, чтобы разобраться в том, что же происходит. Вообще, конечно, это чудо, что мы сейчас сидим и разговариваем с вами. Вас уже давно должны были убить — не Вероника, так Бергер, не Бергер, так Саразен, потому что он не выносит, когда ломают его планы.