Татьяна Степанова - Валькирия в черном

И охранник Павел, внезапно потеряв все свое самообладание, банально полез обниматься к своей гордой недотроге хозяйке.

– Аня… Анечка…

Она позволила себя обнять, даже поднять на руки – перед его силой и напором кто бы устоял. Но когда он попытался поцеловать ее в губы, отвернулась.

– Отпусти.

И он поставил ее на землю возле машины, разжал свои медвежьи неуклюжие объятия и даже отступил на шаг.

– Не смотри на меня такими глазами.

– А как мне на вас смотреть?

– Какой же ты еще мальчишка. Это произошло здесь? Но тут же ничего нет. Только лес. Здесь что, все разрушили?

Там, в лесу, она удивленно оглядывалась по сторонам, ища хоть какие-то следы лагеря «Звонкие горны».

– Был пожар, как рассказывают. И все сгорело.

– Но я не вижу следов пожара.

– Так лесом все заросло. Больше пятидесяти лет ведь прошло. Что вы хотите, Аня?

Он лгал, а она ничего не хотела. Пожала плечами и села в машину на заднее сиденье. Хозяйка и госпожа. И приказала:

– Не смей смотреть на меня такими голодными глазами.

Может, и правда она почувствовала, что он хочет съесть, растерзать в экстазе ее тут в лесу как волк? Чтобы каждый кусочек ее дивной плоти принадлежал только ему, а не дому, провонявшему ладаном памяти по ее застреленному мужу, не семье, не дочерям, не этой чертовой старухе-свекрови…

Если бы они тогда с ней приехали на то самое место – туда, за холмом, он, наверное, и не смог бы сдержать себя. Там, в «Звонких горнах», вообще все как-то было по-другому. Это он помнил с детства, потому что все поколения пацанов Электрогорска все эти пять десятилетий отправлялись туда как в некое место силы… страшное, но дико притягательное проклятое место.

И вот сейчас после вечера в пивбаре «Депо» охранник Павел ехал именно туда.

Как же темно ночью на подмосковных дорогах…

Кажется, что рассвет никогда не наступит. Тянется бесконечно вечная ночь, и ветер что-то шепчет, силясь предостеречь о непоправимом.

Он не узнал окрестностей в темноте, скорее почувствовал, что это здесь, что он добрался.

Вышел из машины, бросив ее на обочине, даже не включив сигнал «аварийки», и углубился в лес.

В общем, тогда, давно, отсюда туда вела дорога. Остатки ее сохранились и по сей день.

Только вот охранник Павел, пьяный в эту ночь, брел, не разбирая дороги.

Это здесь. Но тут нет ничего. Только тени и тьма.

Внезапно он на что-то наткнулся, больно ушиб колено. Остановился, достал сигарету, сунул в рот и чиркнул спичкой, осматриваясь.

Тени и тьма…

И все то немногое, что осталось от бывшего детского лагерного стадиона. Битый кирпич, обвалившаяся, заросшая травой трибуна.

Остатки лестницы.

И внезапно он увидел ее. Ему хотелось крикнуть: да как вы-то сюда попали, как вы нашли это место, Аня?! Одна, без меня?!

В полосатой вязаной кофточке без рукавов, в смешных каких-то коротких брюках, она стояла на самой верхней ступени разрушенной лестницы.

А внизу толпились подростки в белых спортивных майках и черных сатиновых шароварах.

Охранник Павел за свои тридцать лет и не видел никогда такой униформы. Как на старой кинохронике…

И вот она плавно повела своими белыми хрупкими руками и запела что-то приятным хрипловатым голоском по-немецки. И начала подтанцовывать, а потом бить чечетку и спускаться, спускаться, спускаться по разрушенной лестнице.

Только тени и тьма.

И небывало четкий силуэт пляшущей на фоне тьмы.

Охранник Павел застыл на месте. Так вот какие штуки она выкидывает с ним? Приезжает сюда и ждет его, словно знает, что и он приедет.

Хозяйка и госпожа…

Вдова его бывшего босса.

Приезжает сюда в это проклятое место, чтобы отдаться ему, влюбленному в нее охраннику. Отдаться вдали от дома, тайком от постылой семьи.

Он шагнул вперед и протянул руки, чтобы поймать ее, когда она спрыгнет.

И она прыгнула на него. На секунду он даже ощутил ее упругое тело, прижавшееся, словно прилипшее к нему.

И вдруг понял, что… это не она, что это другая…

Другая женщина.

Та, которую он никогда не видел прежде, а только порой представлял или, может, видел в детстве во сне… в ночном кошмаре. Наяву всегда потом утверждая, что нет никаких призраков.

Нет, нет никаких призраков…

Она дохнула на него смрадом.

А потом сделала ему очень больно.

Спичка, которую он все еще держал в руке, догорела до конца и обожгла ему пальцы.

И только тогда, ощутив ожог, он вскрикнул и пришел в себя в темноте.

Полковник Гущин что-то усиленно ищет и никак не может успокоиться тем, что это «нечто» не обнаруживается.

Такой вывод Катя сделала на следующий день после того, как Гущин (опять же лично, во главе опергруппы) занялся осмотром и обыском квартиры майора Лопахина в Люблино.

Ничего существенного не нашли. И учитывая, что свои последние день и ночь жизни, свой выходной майор провел за городом на даче…

– Я в Электрогорск. Ты поедешь? – коротко спросил Гущин Катю.

– Конечно, Федор Матвеевич.

Кате ОЧЕНЬ хотелось взглянуть на этот подмосковный город. Но не так. Не в составе суетной и шумной опергруппы, этой компании профессиональных снобов, где каждый считает себя в душе умнее и опытнее других и лишь «снисходит» к догадкам и версиям других. Внутри этих профессиональных объединений, как и в любых чисто мужских сборищах, бил ключом дух соперничества. Каждый мечтал самостоятельно «раскрыть дело».

Что ж, и Катя тоже имела такое желание.

Но все же ей больше всего хотелось тихо, спокойно, без спешки, не отвлекаясь, взглянуть на город. Чтобы понять, что он еще что-то помнит. Что он не забыл.

Мертвые дети – такое не забывается.

Это с годами, с десятилетиями уходит в область страшных легенд.

И в таких местах, в таких городах потом всегда что-то происходит…

Вот случилось – смерть на перекрестке дорог.

И что-то непременно случится еще.

Но пока на горизонте маячит лишь одно – осмотр дачи Лопахина в поселке Баковка. Это окраина Электрогорска – частный сектор, где жили в деревенских домах с печками, с огородами, с курами рабочие завода.

На улицах еще сохранились колонки для воды, хотя давно уже тут провели водопровод на участки.

И старая голубятня на крохотной площади у продуктового магазина. Пустая, потому что все голуби давно улетели прочь.

Таких дач, как домишко майора Лопахина в Подмосковье, – пруд пруди. Одноэтажное приземистое строение с терасской, окошки в «крестиках» рам. Все выкрашено в ярко-синий и белый цвета. И везде в доме следы самодеятельного ремонта.

На участке с заросшим заброшенным огородом – доски, корыто с цементом, кирпичи.

– Крышу он чинил и крыльцо подновлял. А также соорудил он себе тут новую баню. – Гущин прямо от калитки, когда они вошли во двор, по-хозяйски оглядел участок. – Итак, дом я осмотрю сам. И баню тоже лично. А вы, – он обратился к сыщикам, – смотрите во дворе.