Ксения Баженова - Закрой глаза – я тут

– Эй, кто-нибудь?! – все же решилась крикнуть она, задрав голову вверх, и по затылку словно стукнули кувалдой. Кира застонала, и в этот момент в просвете мелькнула маленькая тень и что-то небольшое, тяжелое и мягкое ударило ей в лицо.

Царапнуло кожу, отлетело, плюхнулось на пол и унеслось в темноту подвала. Девушка отскочила, невыносимая боль вновь пронзила ее ногу. Захотелось сесть, но она не смогла. Кажется, это была крыса? Крыс она боялась больше всего на свете. И еще пауков. В детстве в их старой тесной квартире эти твари часто бегали по ночам где вздумается: по кроватям, по шкафам, по людям. Она могла открыть ночью глаза и увидеть крысу, сидящую прямо у нее на груди и с интересом ее изучающую. Кира вскакивала и орала как ненормальная, всех будила и получала нагоняй от отчима. Потом еще долго пыталась стряхнуть с себя несуществующую крысу и не могла заснуть. Иногда она садилась в угол кровати и не спала до утра, а потом засыпала на уроках в школе. И снова получала обидный втык уже от училки. Сейчас она тоже собралась забраться на стол и, поджав ноги, сидеть там и ждать. Она развернулась в сторону тьмы, пространство подвала, кажется, заканчивалось на этой стене. По крайней мере, Кира не обнаружила в зоне видимости ни одной двери и прохода. Пока было что-то видно, она могла еще следить, не появится ли неожиданно крыса. Но потом пришлось пробираться на ощупь. Наверняка здесь есть еще и пауки. Ей представились жирные мохнатые тонконогие чудовища, которые сидят в каждом углу и плотоядно наблюдают за ее передвижениями. Может, остаться там, где свет? Но вдруг туда придут крысы? Кире стало казаться, что по ней кто-то ползает. Она беспрестанно стряхивала с себя несуществующих насекомых. Наконец впереди девушка нащупала стол. И тут же отдернула руку, вспомнив про урну с прахом. Надо уходить. Здесь же есть лестница и дверь. Надо попытаться. Страх был силен. Крысы чудились везде. Иногда, замирая, она слышала шорохи. Вдруг крыса прямо у ее ног? Кира заплакала. И, рыдая, запрыгала мимо стола и нашла лестницу. Села на ступеньку и вытянула вперед больную ногу. Поднималась на ощупь, находя ступень за ступенью, отталкиваясь здоровой ногой и помогая себе руками. Вдруг пальцы наткнулись на странный предмет. По ощущениям это был кусок деревяшки, который перешел в плотную ткань. Подушечки пальцев ощущали мазки краски, но Кира пока не понимала, что это такое. Но когда она исследовала весь портрет целиком, то поняла, чей прах хранился в урне, в которую она так неосторожно вторглась. Она оттолкнула картину, та вновь брякнула о ступеньки и затихла. Превозмогая адскую боль, Кира собрала последние силы, чтобы добраться до двери. И когда она уткнулась в нее, сначала долго стучала, то злясь, то плача, и звала Диму. Ее слова растворялись в вязкой тишине подвала. Потом Кира прислонилась к деревянному косяку, вытянула вперед дико ноющую больную ногу. Ощутила рядом присутствие старухи, ее шарящийся по подвалу дух, но уже не хватало сил бояться. Начала думать о Диме, но и на это не было сил. Только тоска цвела и разрасталась внутри мощной лианой, туго оплетая все органы. Наконец Кира сама не заметила, как заснула. Ей показалось, что прошло всего несколько минут, когда она очнулась. Откуда-то доносились голоса. Попытка сразу же вскочить провалилась. Тело занемело, голова при первом же движении напомнила о себе, а ногу вообще было невозможно согнуть, чтобы встать. Нет, нет, ей не показалось. Разговор, еле различимый, без единого понятного слова, был. Пытаясь найти тоненькую щель, Кира прикладывала ухо к стыку двери и стены, но там было глухо. Звук исходил из другого места. И она вспомнила про отверстие в потолке в глубине подвала. Нужно было пересечь помещение заново. Сон дал немного сил. Их Кира и собиралась потратить на этот путь. Если ей показалось и людей не будет, то она умрет прямо там, в конце этого подвала. Крысе будет чем поживиться. Кира спустилась по лестнице, нашаривая ступеньки в темноте, со злостью отшвырнула в сторону попавшийся ей портрет. Расстояние, которое можно было пройти меньше чем за две минуты, она преодолевала долго, очень долго. Или ей так казалось. Она боялась, что голоса исчезнут и никогда не вернутся. Приблизившись к краю лестницы, она с удивлением обнаружила, что весь подвал залит серым светом. Едва видны темные абрисы предметов: старые шкафы, ниши в стенах и вбитые в них огромные крюки. В пору, когда здесь обитали монахи, строившие этот дом, они предназначались для туш животных, сейчас на них висели веники из трав. Она увидела и комод, и урну на нем, в которую по неосторожности опустила руку. Из-за поворота подвальной стены, сквозь единственное отверстие пробивался тусклый утренний свет. Голоса совсем отдалились. Послышался скрип, она узнала его – скрипели ворота.

– Черт! – прошептала Кира. – Черт! – крикнула она громко. И заплакала.

Выбраться отсюда – только что эта мысль казалась такой выполнимой, и пока она жила этой мыслью, пересекая пространство подвала, даже боль в ноге поутихла, но сейчас вновь стала невыносима. Она с трудом села на пол под отверстием и разрыдалась в полную силу. От слез ее отвлекло только громкое прерывистое сопение, доносящееся сверху. Она вздрогнула и задрала голову. Огромный и мокрый нос залез в дыру и издавал все эти звуки, пытаясь забраться подальше. «Собака?» Она улыбнулась. И если бы могла, то бросилась бы к ней. Но сил хватило только на то, чтобы подняться с пола.

– Собака! Собака, не уходи, подожди. – Жизнь перестала казаться ужасной. Девушка обернулась в поисках стула. Он стоял неподалеку, и на вид казался очень тяжелым. Но собака, она не должна уйти.

– Подожди, подожди немножко. Сейчас я к тебе поднимусь. – Та вроде уходить не собиралась. Кира доковыляла до стула, посекундно оборачиваясь. Только бы не убежала. Дотащила тяжеленный стул. Забралась на него. И дотянулась ладошкой до мокрого носа.

– Rex, vieni qui. Rex! – Это уже была не едва различимая речь, а вполне себе внятная.

– Рекс, Рекс, не уходи, прошу тебя.

Пес лизнул ее в руку – нос исчез из дырки – и убежал на зов. Это был конец.

Желанный призрачный свет еще раз дал понять, что надо идти вперед между кустов. Дима пошел дальше в выбранном направлении и, цепляясь за ветки, стал пробираться наверх сквозь сплошной массив горной ежевики. Тонкие упругие плети, сплошь усыпанные в июле черными крупными ягодами, сейчас были покрыты белым пухом, почти тополиным. Через эти призрачные пушистые грозди не мог бы никто пробраться. Но только не Дима!

С первых движений в этом сплетении ему казалось, что он борется со стаей кровожадных птиц и диких котов одновременно. Он их даже видел среди тонких ветвей. Они драли его лицо своими когтями, кололи клювами глаза и выдирали волосы. Он был весь изодран шипами, по лбу и щекам текла кровь. Наконец заросли ежевики закончились, и он добрался до каменной площадки, с которой был виден городок. Стало веселее. Он выдохнул и понял, что страшно голоден. Остатки кайфа сходили на нет. Его начинало потряхивать, смертельно хотелось новой дозы. «Ничего, главное – до города добраться, – уговаривал он сам себя. – Возможно, если бы не укол, я бы не осилил это пространство». Он огляделся и у кромки кустов, освещенной луной, увидел несколько стаек грибов на тоненьких ножках, похожих на сыроежки. «Поганки? Или, может, галлюциногены?!» Он сорвал один гриб, понюхал его, помял в руках и выбросил. Не стоит рисковать, когда жизнь рядом. Вот она, рукой подать. На границе слышимости различались автомобильные гудки: это городок праздновал победу своей команды в футбольном матче с соседями. При виде далекого салюта Дима пришел в неописуемый восторг. Он стоял лицом к лицу со своей мечтой о свободе.