Ева Львова - Вердикт: невиновен!

– Ольга Михайловна, вы не знаете, откуда у профессора шрам на животе? – протягивая женщине фотографию, спросила я.

– Наверное, операцию делали, – предположила она.

– Вам ничего не известно про случай с лаборанткой? – осторожно осведомилась я.

– А что произошло с лаборанткой? – забеспокоилась Ольга Михайловна, раскладывая снимки по альбомам.

– Я всего не знаю. Слышала краем уха про какую-то некрасивую историю. Думала, вы знаете.

– Про это Петя со мной не говорил, – насторожилась родственница Черненко. – Мы вообще мало разговаривали. В основном брат просил что-нибудь приготовить и подсказывал, куда положить выглаженное бельё.

Ольга Михайловна забрала из моих рук снимок брата и пристроила его в кармашек альбома, после чего вопросительно взглянула на меня.

– Вы не поможете мне убрать альбомы обратно в шкаф? Вон туда, на верхнюю полку, достать я их кое-как смогла, а вот обратно положить будет тяжеловато.

– Конечно, давайте помогу, – оживилась я.

Взгромоздившись на стул, я стала по одному укладывать альбомы на полку. Но они, распухшие от фотографий, не умещались, и пришлось залезть поглубже. Вдруг, откуда-то сверху на меня выпала пачка писем, перевязанных бечёвкой. Я еле успела подхватить конверты до того, как они свалились на пол.

– А это что такое? – заинтересовалась Ольга Михайловна.

Я внимательно осмотрела связку и на верхнем конверте прочитала:

– Владимирская область, город Судок. Улица Большая Коммунистическая, дом пятьдесят четыре. Исправительная колония номер тринадцать УФСИН России по Московской области. Третий отряд. Глаголевой Эмме Васильевне.

– Дайте-ка сюда, – распорядилась сестра профессора, забирая у меня письма.

Дрожащими от любопытства руками женщина принялась развязывать бечёвку. Наконец Ольга Михайловна освободила письма и принялась удивлённо вертеть их в руках.

– Заказные письма от Пети. С уведомлением. Не пойму, почему они не распечатаны?

– Наверное, Эмма Глаголева отказалась их получить и письма вернулись к отправителю, – выдвинула я предположение.

Женщина вскрыла один из конвертов, и вместе с письмом на пол выпала сторублёвая бумажка старого образца. Честно говоря, я надеялась, что Ольга Михайловна станет читать письмо вслух, но не тут-то было. Сосредоточенно морща лоб, сестра Черненко пробежала глазами рукописные строки, после чего раздражённо заметила:

– Что за бред? Петя просит прощения у какой-то Эммы за то, что жизнь ей испортил.

– Можно взглянуть? – робким голосом попросила я, рассчитывая, что за помощь по хозяйству мне не откажут в такой малости. Для большей убедительности я даже скроила трогательную мину, имеющую магическую власть над пожилыми дамами, но напрасно я надеялась на доброжелательность со стороны сестры покойного. Ольга Михайловна точно очнулась и сердито глянула на меня.

– Извините, у меня ещё уйма дел, – ледяным тоном проговорила она. – Пойдёмте, я вас провожу.

– Как вы не понимаете, может, из-за Эммы Глаголевой и убили вашего брата, – не выдержала я. – Эмма работала лаборанткой в университете, и Пётр изнасиловал ее…

Я хотела продолжить историю двадцатилетней давности, но Ольга Михайловна гневно вскинула голову и царственным жестом указала мне на дверь.

– Уходите, – выдохнула она. – Петя не мог никого изнасиловать! Мой брат был не так воспитан!

– Ну да, конечно, – вспыхнула я, надевая в прихожей пальто. – Все родственники так говорят! Мой сын не мог украсть, мой брат не мог изнасиловать, мой отец не мог убить! Однако воруют, насилуют, убивают! И каждый вор, насильник, убийца чей-то сын, брат, отец!

И, закончив обличительную речь, я выплыла из квартиры, оставив сестру покойного профессора переваривать услышанное в гордом одиночестве.

Между тем Борис прибыл в Лефортово на вечеринку в свою честь. Запарковав машину так, чтобы не мешала проезду, Устинович-младший пешочком отправился через территорию университета к зданию общежития. Чтобы не обременять небогатые студенческие кошельки, кудрявый друг предусмотрительно заехал в «Ашан» и накупил там провианта на роту оголодавших солдат. Теперь он тащил тяжеленные сумки с продуктами, оттягивающие руки, ругая на чём свет стоит университетские правила, запрещающие въезд машин на территорию учебного заведения.

С трудом подняв свою ношу на второй этаж, Борис безошибочно угадал, куда ему нужно двигаться. Громкая музыка доносилась из-за двери двести второй комнаты, находящейся в самом конце коридора. Адвокат заглянул в комнату и увидел накрытый стол, вокруг которого сидели два парня и две девушки. Одну из студенток, светленькую Юлю Щеглову, Боря видел у адвокатской конторы, поэтому, кинув сумки на пол, распахнул объятия и двинулся на девушку.

– Юлечка, сестрёнка, как ты выросла, как похорошела! – радостно забасил он, устремляясь к клиентке.

Увидев на пороге комнаты так называемого двоюродного брата, девушка сначала оторопела, но в следующее мгновение пришла в себя и гостеприимно указала Борису на пустующий стул. Устинович-младший снял пальто, аккуратно повесил его на плечики, которые, в свою очередь, пристроил на прибитую к стене вешалку, ухитрившись сунуть в карман трикотажной куртки Юли крохотный микрофон. К огромному сожалению, мне удалось стащить у деда только одну шпионскую штучку, и теперь Борису приходилось выкручиваться, придумывая всевозможные комбинации для подслушивания предстоящих разговоров. Раздевшись, адвокат Устинович пригладил перед зеркалом буйные кудри и уселся за стол.

– Познакомьтесь, это мой брат…

Юля замялась, забыв имя брата, но кудрявый друг пришёл ей на помощь и сам закончил начатую фразу:

– Борис, в Москве я проездом, завтра уезжаю обратно в Мурманск.

– Брат с Севера, значит, – задумчиво проговорил скуластый парнишка, развалившийся на кровати рядом с худющей брюнеткой, сверкавшей на всех злыми глазами из-под длинной, заколотой наискосок чёлки.

– Это Гарик, – поспешно представила разговорчивого студента Юля, повышая голос, чтобы перекричать музыку.

Борис смерил взглядом белобрысого парня, на скуластом лице которого играла презрительная усмешка, и подумал, что этот Миносян какой-то нетипичный представитель своей нации. Но на размышления у Джуниора не было времени, потому что Юля продолжала называть имена своих друзей.

– Вон там сидит моя подруга Лиза, – кивнула она на чернявую девицу, худые ноги которой перегородили проход, – а напротив – её парень, Виталик. Прошу любить и жаловать.

Представляя друзей, Юля встала и принялась выкладывать нарезки и соленья на уже имеющиеся на столе тарелки.

– Жалко, Вовки нет, он так любит брауншвейгскую колбасу! – громко говорила она, раскладывая угощения. – Ой, а маринованный чеснок Вовка просто обожает.