Питер Мэй - Опасная тайна Зала фресок

В трубке послышался тяжкий вздох.

— Позвоните утром. В нормальное время, — ядовито добавил Раффин и повесил трубку.

Несколько минут Энцо сидел, обдумывая перспективы посещения жилья Гейяра через столько лет. Разумеется, после тщательного обыска там навели порядок, но любая квартира способна многое рассказать о своем хозяине; оставалась возможность заметить что-нибудь, упущенное другими.

Вечеринка в доме напротив по-прежнему гремела на всю улицу. Господи, да что их, дома не ждут? Энцо поправил настольную лампу и потер глаза, щурясь от яркого света, отражавшегося от разложенных на столе материалов. С хрустом потянувшись, Маклеод с вожделением подумал о мягкой постели, но мысли настойчиво возвращались к Гейяру, а взгляд не отрывался от ксерокопии листка календаря, обработанного криминалистами. Энцо долго смотрел на него, затем прищурился, наклонил голову и с забившимся сердцем порывисто огляделся, зная, что вряд ли отыщет здесь кальку, но тут ему в голову пришла новая мысль. Он поднялся, подошел к маленькой открытой кухне, занимавшей дальний угол квартиры, и начал один за другим выдвигать ящики. В третьем нашлось искомое — рулон пергаментной бумаги. Оторвав добрые двадцать дюймов, Энцо вернулся к столу и положил пергамент поверх ксерокопии. Шелестящая полупрозрачная бумага оказалась достаточно тонкой. Маклеод взял карандаш и принялся тщательно обводить завитушки и загогулины — последнее, что рассеянно чертил Жак Гейяр незадолго до своего исчезновения.

До Пасси нужно ехать на метро, по шестой зеленой линии, петляющей через весь Париж от площади Насьон до площади Шарля де Голля и Триумфальной арки. А от станции метро предстоит почти альпинистское восхождение по крутому холму до площади Коста-Рики.

После душной ночи утро выдалось туманное и прохладное. Раффин поднял воротник куртки, но продолжал сидеть за уличным столиком пивной «Франклин». В чашке перед ним осталась гуща от grande crème, [17] Большая порция кофе со сливками (фр.). на столе валялись крошки круассана. Раффин читал свежую «Либерасьон», ежедневную газету левого толка, с которой сотрудничал как независимый журналист. При виде Энцо, в изнеможении рухнувшего на ближайший стул, Раффин нахмурился. Отсюда открывался вид на крутой спуск улицы Альбони, от которой за станцией тянулась наземная ветка метро, исчезавшая сейчас в тумане над мостом Бир-Хаким.

— Вы опоздали, — сухо сказал журналист. Действительно, после назначенного времени встречи прошло уже пять минут.

— Бывает, — пожал плечами Энцо, вспомнив, как накануне Раффин заставил себя ждать почти полчаса. — Вы договорились?

— Естественно. Она встретит нас в квартире.

Элегантный каменный фасад пятиэтажного дома, где десять лет назад жил Гейяр, выходил на улицу Винез. Раффин набрал код, открывавший кованые железные ворота, и толчком распахнул их. Они вошли в маленький двор и через застекленные двери попали в обшитый деревом холл с мраморной лестницей, устланной толстой красной ковровой дорожкой, прижатой на каждой ступеньке прутьями из полированной бронзы. Вторая дверь выходила в другой, больший двор, где находился сад с безукоризненно ухоженным газоном и тенистыми деревьями. Любая мелочь обстановки красноречиво свидетельствовала о немалом достатке здешних жильцов.

— Гейяр достиг предела мечтаний каждого честолюбивого парижанина — жить entre le cour et le jardin, [18] Между двором и садом (фр.). — сказал Раффин.

Энцо уже слышал это выражение. Жить между двором и садом на парижским жаргоне означало «быть в шоколаде», преуспеть. Проживание в престижном Шестнадцатом arrondissement [19] Муниципальном округе (фр.). без слов свидетельствовало об успешном покорении не одного жизненного Эвереста. Здесь обитали политики, кинозвезды, телезнаменитости и поп-идолы.

На лифте они поднялись на пятый этаж. Мадам Гейяр открыла высокие двери из красного дерева, впуская гостей в давно покинутую ее сыном квартиру. Она оказалась удивительно хрупкой и маленькой, высохшей, не очень уверенно державшейся на ногах. По дороге Раффин сказал Энцо, что ей почти девяносто. Сморщенная лапка старой дамы утонула в руке Маклеода, и он побоялся сжать ее запястье слишком сильно и что-нибудь сломать.

— Мсье Раффин сказал, вы собираетесь найти моего сына, — медленно произнесла хозяйка, и Энцо вдруг ощутил груз ответственности. Дело перестало быть просто пари, заключенным за ужином; речь шла о жизни человека, сына этой женщины, о почти несомненной трагедии.

— Сделаю все, что в моих силах, мадам.

Старушка оставила их бродить по квартире и присела у окна в зале, глядя вниз на море тумана, затопившего город. По прекрасно отполированному паркету, прихотливо и щедро застеленному дорогими восточными коврами, они переходили из комнаты в комнату. Старинная мебель на фоне кремовых стен — шкаф в стиле Людовика XV, шезлонг девятнадцатого века, резной деревянный сундук, инкрустированный серебром и перламутром. Обстановка отчего-то выглядела показной, купленной специально, чтобы производить впечатление. Стулья были жесткими и неудобными, а кровать с балдахином на четырех столбиках в спальне Гейяра на ощупь оказалась просто каменной. Окна живописными складками обрамляли тяжелые портьеры, подхваченные толстыми золотыми шнурами и отнимавшие слишком много света. Атмосфера элитной квартиры на верхнем этаже, с большими стеклянными дверями, ведущими на балконы с кованой решеткой, была странно гнетущей. Энцо боролся с желанием отдернуть занавеси и впустить в комнаты утреннее солнце, но — нельзя, так жил Гейяр. Ему это нравилось.

Ряды темных костюмов в гардеробе, ровные шеренги начищенных туфель на металлической полке под ними. Выдвижные ящики полны тщательно выглаженных рубашек, аккуратно сложенных носков и белья. Шелковый халат висел за дверью, словно Гейяр оставил его здесь полчаса назад. Простое распятие с фигурой Христа над кроватью. Энцо увидел свое отражение в большом зеркале в золотой раме над комодом, а за спиной разглядел Раффина, глубоко засунувшего руки в карманы и мрачно уставившегося в окно. На комоде в резной шкатулке из слоновой кости лежали булавки для галстука и запонки с выгравированными инициалами ЖГ, одежная щетка и позолоченная щетка для волос с двумя гребнями, воткнутыми в щетину. Несколько волосков остались между зубчиками расчесок. Энцо украдкой покосился на открытую дверь — напротив через холл находилась гостиная. Мадам Гейяр неподвижно сидела на стуле у окна. Энцо вытянул один гребень из щетки и осторожно снял с него несколько темных волос два-три дюйма длиной. Вынув из кармана маленький прозрачный пластиковый пакетик, он опустил в него волосы и провел пальцами по застежке-желобку. Обернувшись, Маклеод встретился взглядом с Раффином, но оба промолчали.