Анна Владимирская - Глоток страха

— И еще осужденный, сбежавший из колонии. И еще приговоренный к казни убийца и маньяк. Каким образом ты поняла, что все эти злодейства — дело рук одного? — Двинятин только теперь задал вопрос, не дававший ему покоя с тех пор, как он увидел Самохвалова в винном подвале.

В купе появился нарядный проводник с цейлонским чаем. В каждом стакане лежало по желтому колесику лимона. Лида мило помурлыкала с ним, и поклонник ее таланта и красоты вскоре оставил пассажиров. Все посмотрели на Лученко.

— Между прочим, помог мне раскрыть это дело ты, Андрей, — сказала она Двинятину.

— Я?! — изумился тот.

— Да, ты. А кто мне рассказал о коане, Пушкин, что ли?

— Что такое коан? — Лида удивленно распахнула свои небесно-голубые глаза.

— Объясни ты, у тебя это лучше получится, — попросила Вера своего гуру.

— О, в таком обществе, я не подготовился… Ну ладно. — Андрей усмехнулся в усы. Ему приятно было блеснуть знаниями перед Вериными ушлыми подружками. Он привел им пример про звук хлопка одной ладони.

— Но одной ладонью нельзя сделать хлопок! Такого звука нет. Нельзя хлопать одной ладонью! — поспешила запротестовать Завьялова, считавшая себя знатоком аплодисментов.

— Почему же? Вот! — Даша похлопала ладошкой по столу. — Это хлопок одной ладони.

— Правильно, — похвалил ее Двинятин. — Звук не такой, как при аплодисментах. Но это хлопок одной ладони.

— Какая ты у нас… сообразительная! — буркнула уязвленная Лида. — Для чего вообще нужны эти ваши коаны?

—Для инициации перехода в другую, не повседневную форму сознания. Чтобы решить неразрешимую задачу.

—Хм… Интересно! Можно попробовать использовать коан в рекламе, — размечталась Даша.

— Ничего я не понимаю ни в ваших дзенах, ни в этих высших формах сознания, — сказала недовольная Лида. — Считайте, у меня низшая форма! При чем тут этот коан к «львовскому вампиру»? Как он мог помочь найти убийцу Ветрова? Что вы мне голову морочите?

— Послушайте, — вмешалась Сотникова, — давайте попробуем не отвлекать Веру от ее рассказа, а? Не будем уводить ее в сторону, потерпим! Пусть она нам объяснит главное: как ей удалось докопаться до сути.

— Можно подумать, только я ее отвлекаю! — надулась Завьялова.

— Я тоже отвлекаю, — примирительно заметил Двинятин. — Мы слушаем твои «объяснялки», Веруня.

Вера посмотрела в темное окно, где старуха зима все трусила и перетряхивала свою бесконечную перину. Взгляд ее прозрачных глаз затуманился.

— Знаете, я и сама пытаюсь отыскать то, за что я зацепилась. Сперва я поняла, что убийства не были запланированы. Это единственное, что их объединяло. Все они были спонтанными. Нет, я не с того начала. Это я потом додумалась… А сперва… Сперва была атмосфера. Над городом сгущался страх. Еще в поезде, когда мы ехали во Львов, проводник нам рассказал о каких-то странных убийствах, о «проклятых книгах» и «львовском вампире», убивающем своих жертв из-за книг. Это было нелепо и потому особенно страшно. Приехав в город, я стала чувствовать его слишком настороженно, что ли… Страх, как холодный зимний туман, проникал всюду. Не успели мы поселиться в гостинице — и сразу же горничная рассказала мне о бунте заключенных. Оказывается, во львовской колонии сидел маньяк Вадим Самохвалов, совершивший тридцать семь жестоких убийств.

— Об этом же все газеты писали! — воскликнула Дарья. — Это тот самый Самохвалов, который несколько семей в своем поселке вырезал?

— И по телевизору показывали, — встряла Лидия.

—Да. Там была целая трагическая предыстория. Ловили его долго, никак не могли поймать. Вместо настоящего маньяка несколько раз арестовывали ни в чем не повинных людей. Выбивали из них признательные показания. От побоев и пыток невинные сознавались в том, чего не совершали. Их судили и приводили смертный приговор в исполнение.

— Расстреливали невиновных? — поднял бровь Двинятин.

—Да, Андрей. Прежде чем сумели изловить Самохвалова, троих несчастных расстреляли, поскольку они сами себя оговорили.

— Какой ужас! — Даша высморкалась в батистовый платочек.

— Наконец, несколько лет назад милиции удалось его схватить. Его судили и приговорили к высшей мере. И тут Украина вместе с другими странами подписала конвенцию об отмене смертной казни.

Вера сделала глоток воды. Помолчала.

— Ему изменили меру пресечения на пожизненное, — догадался Андрей.

— Из камеры смертников его перевели в общую камеру. Это сработало как психологический детонатор. Начались массовые волнения. Кстати, еще находясь в камере смертников, он писал прошение на имя президента. Как ни странно, он просил не о помиловании, а о том, чтоб его расстреляли. Хотя я как специалист как раз понимаю почему… Но никто так и не взял на себя смелость что-то решить. В общей камере, куда его перевели, его пытались убить. Но и он был опытным зэком, и тюремное начальство велело его не трогать. Раз он подавал прошение о смертной казни, а его не казнили — значит, кому-то он нужен там, в высших эшелонах… Так рассудили тюремщики. И сглупили. Ведь когда начался бунт, когда люди стали резать себя и всячески истязать в знак протеста, в тюрьму приезжали бригады «скорой помощи». Вот тогда-то для него открылась возможность сбежать. Он воспользовался ситуацией и совершил побег.

— Почему они это скрывали?! — не утерпела Завьялова. Дарья посмотрела на нее с осуждением.

— Видимо, не хотели сеять в городе панику, пугать людей, — вместо Веры выдвинул свою версию Андрей. — Верочка, продолжай, пожалуйста.

— Потом сложилось так, что я случайно познакомилась с двумя будущими жертвами. С Вероникой, женой Абдулова, и с Ветровым. Когда маньяк убил Веронику, он прокололся, поскольку принял сумку за книгу. И потому совершил убийство с особой жестокостью. Не только разорвал ей артерию, но зажарил в солярии…

— Какой ужас! — Лида закрыла лицо.

— А убийство Ветрова случилось практически рядом со мной. В твоем номере, Лидуша.

— К вашему сведению, я потом не могла спать у себя! Мне Эдя мерещился с кинжалом в груди! Пришлось ночевать у Авраама! — Актриса изобразила на лице страдание.

— Бедняжка! — иронично посочувствовала ей Сотникова. Но Лида иронии не уловила.

— Вера, прости, но все-таки: откуда ты это узнала? — Двинятин смотрел на свою подругу не просто с любопытством, а с удивлением и сочувствием, как же она умудрилась вляпаться в такое.

— Я же про горничную говорила. В первый же день здесь, во Львове, горничная Романа рассказала мне о своем брате, отбывающем наказание в колонии. От нее я узнала о волнениях и массовых суицидах. Потом, после убийства Ветрова, об этих же событиях я услышала от начальника отдела особо тяжких преступлений. После убийств в городе, да еще таких жестоких, догадаться о бегстве опасного маньяка Самохвалова было нетрудно. Еще вопросы будут?