Роберт Крейс - Победитель получает все

Начал я со звонка некоему мистеру Джеймсу Лестеру. Мне ответил женский голос, молодой и недовольный, сообщивший, что мистер Лестер спит. Женщина заявила, что до полудня у него никаких дел не бывает и он всегда встает поздно. Я сказал, что буду днем в их краях, и спросил, можно ли перезвонить позже.

— Мистер, мне по барабану, что вы будете делать.

Нет ничего лучше такого стремительного начала трудового дня.

По следующему номеру никого не было дома, и тогда я позвонил мисс Мэри Мейсон из Сан-Марино. После третьего звонка ответила женщина с тихим, хриплым голосом. Представившись как миссис Мэгги Мейсон, она сказала, что Мэри — ее сестра. Когда я объяснил, зачем звоню, она сказала, что Мэри скоро освободится, и дала указания, как добраться до дома. Итак, один звонок из трех.

Мэри Мейсон жила на Уинстон-драйв в величественном старом, но ухоженном доме из массивного камня, стоящем вдали от проезжей части. Я три раза позвонил, дважды постучал в дверь и уже собрался было уходить, когда дверь наконец открылась и на крыльцо вышла высокая фигуристая женщина в черном кожаном обтягивающем топе, ажурных чулках и туфлях на шестидюймовой платформе. На правом бедре у нее была татуировка в виде свернувшейся кольцом кобры. Ее длинные черные волосы были гладко зачесаны назад.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила она.

— Вы Мэри Мейсон?

Женщина приятно улыбнулась. Ее улыбка была дружелюбной, свободной и открытой.

— Нет, я ее сестра Мэгги. Это я говорила с вами по телефону.

— А-а…

— Заходите, сейчас позову Мэри.

Гостиная была со вкусом обставлена итальянской мебелью в стиле минимализма. Посреди стоял круглый аквариум с морской водой, вдоль трех стен тянулись сделанные на заказ книжные шкафы. Шкафы были из африканского тика и, вероятно, стоили целое состояние.

— Подождите здесь, я ее приведу, — сказала Мэгги Мейсон.

Она держалась весело и жизнерадостно, чем-то напоминая командира женского отряда бойскаутов из Невады.

Я стал ждать. В доме было абсолютно тихо. Я не слышал ни шума улицы, ни звуков Мэгги Мейсон, ищущей свою сестру. Я взглянул на книги. Рассказы Раймонда Карвера и Джоан Дидион. Восточная философия Сунь-цзы и Кодзи Тоёды. Детективы Джеймса Эллроя и Джима Томпсона. Фантастика Олафа Стэплдона и Джека Финни. Эклектично и впечатляюще. Закончив изучать корешки книг в одном шкафу, я перешел к следующему, но тут вернулась Мэгги Мейсон, которая привела свою сестру Мэри. Близнецы. Обе были высокие, но если на Мэгги были кожаный топ и ажурные чулки, то Мэри была в хорошо сшитом деловом костюме и консервативных туфлях-лодочках на низком каблуке. На неестественно белом лице выделялись ярко-алые губы, а черные волосы были коротко подстрижены и зализаны с помощью геля для волос.

— Мэри Мейсон? — спросил я.

Мэри Мейсон, которая села возле аквариума, закинув одну ногу в блестящих чулках на другую, сказала:

— Четыре выплаты. Первую я хочу получить прямо сейчас, вторую после ареста, третью — когда будет предъявлено обвинение, и четвертую в день начала суда. Только так я готова вести бизнес.

— Бизнес? — переспросил я.

— Прошу меня извинить, у меня кое-какие дела, — вежливо улыбнулась Мэгги Мейсон и, не дожидаясь ответа, ушла.

— Я кое-что слышала, — изогнув идеальные, впрочем, как и все остальное, брови, наклонилась ко мне Мэри Мейсон. — Мне известна личность Джеймса Икса. Я могу помочь Тедди Мартину.

Я сообщил ей то же самое, что и Флойду Томасу. Деньги будут только после обвинительного приговора.

— Чушь, — заявила Мэри Мейсон.

Когда она это произнесла, из задней части дома донесся приглушенный треск.

— Что это было? — испуганно оглянулся я.

— Заплатите хоть что-нибудь. Как подтверждение честных отношений, — положила руку мне на колено Мэри Мейсон. — Пять тысяч долларов, и я опишу вам внешность Джеймса Икса. Ну как, идет?

В глубине дома снова раздался глухой треск, затем — жалобное хныканье.

Я опять оглянулся.

— Не могу, мисс Мейсон.

— Ну, тогда три тысячи. Тедди Мартин может себе это позволить, — сказала она, стиснув мое колено.

Мэри Мейсон провела языком по блестящим губам, и тут я услышал плачущий мужской голос в задней части дома. Мужчина говорил что-то насчет того, чтобы его называли собакой. Голос был очень невнятный, и у меня мелькнула мысль, что я, должно быть, ослышался. Затем мужчина завыл.

— Благодарю за то, что уделили мне время, мисс Мейсон.

Я вышел на улицу, размышляя о том, что, может, если еще не поздно, мне стоит сменить профессию.

Было двадцать восемь минут одиннадцатого, когда я покинул сестер Мейсон и поехал на юг из Сан-Марино в Сан-Габриель. Свернув к торговому центру, я сделал еще два звонка и оба раза попал на автоответчики. Это означало, что оставался только Джеймс Лестер, который, возможно, уже проснулся, но, может быть, еще спал. Я снова набрал его номер, и на этот раз ответил мужчина.

— Мистер Лестер? — спросил я.

В трубке был слышен приглушенный женский крик.

— Заткнись, твою мать! — строго прикрикнул на женщину Лестер, после чего снова сказал в трубку: — Да?

— Мистер Джеймс Лестер?

— Кто это говорит? — Еще один образец вежливости.

Я объяснил, кто я такой и что мне нужно.

— Вы от того адвоката, да?

— Совершенно верно.

— Ну да, точно. Подгребайте.

И я подгреб.

Эль-Монте, штат Калифорния, представляет собой преимущественно промышленный район, расположенный к северу от гор Пуэнте-Хиллз и к югу от Санта-Анита, с небольшими вкраплениями жилых кварталов, заселенных рабочими, на юге и на западе. Джеймс и Джонна Лестер жили в неухоженном одноэтажном доме на узкой улочке к западу от реки Сан-Габриель в районе, застроенном в первые послевоенные годы дешевым жильем. Лужайка от недостатка полива пожелтела и покрылась проплешинами, словно Лестеры устали бороться с пустыней и пустыня отвоевывала обратно их участок. Все вокруг было пыльным и старым, будто будущего здесь не осталось — одно только прошлое.

Оставив машину на улице, я пересек мертвую лужайку. Дверь открыл какой-то парень, который и был, насколько я понял, Джеймсом Лестером. Среднего роста, в темно-серых хлопчатобумажных рабочих штанах, грязных белых носках и застиранной майке. Волосы, коротко стриженные по бокам и на макушке, сзади висели неопрятными космами. Лестер смотрел на меня исподлобья. У него были худые узловатые руки с въевшимися в бледную кожу пятнами машинного масла, на груди и плечах красовались узоры, нанесенные шариковой ручкой. Рабочий класс. По моим прикидкам, Лестеру было лет тридцать, но он мог быть и моложе.

— Это вы мне сейчас звонили, — сказал он. — Вы от того адвоката, верно?

Времени без четверти одиннадцать утра, а от него уже разило пивом.