Юлия Алейникова - Лав-тур на Бора-Бора

И вот он, итог его бессмысленной тридцатипятилетней жизни. Он сидит и трясется от страха, что его обвинят в убийстве. Обвинит человек, который обобрал его до нитки и разрушил его карьеру.

Но что лукавить? Он сам все разрушил. И пора ему уже совершить хоть один достойный мужской поступок – разорвать раз и навсегда эти постыдные путы.

Завтра утром он отправится в жандармерию и все расскажет инспектору. А там будь что будет. Если, конечно, он не сможет сделать еще более решительный и действенный шаг.

Приняв это решение, Сомерс впервые за последние месяцы почувствовал огромное облегчение, чувство освобождения от тяжкого груза, который и днем и ночью давил на его сердце.

Ирина Яковлевна сидела за туалетным столиком в своей каюте, с раздражением прислушиваясь к несущимся из-за стены звукам. И когда они все успокоятся? Сама достойная матрона ложилась поздно, но при этом любила, чтобы в доме царила полнейшая тишина, не мешая ей наслаждаться заслуженным отдыхом. Из-за переборки, отделяющей ее каюту от каюты Крюгеров, доносился безостановочный бубнежь, и, что особенно раздражало, исключительно по-немецки.

– За день не наговорились, голуби, – язвительно заметила Ирина Яковлевна, адресуясь к переборке. Потом, обратив взор к зеркалу, поправила темные крашеные пряди, уложенные в высокую прическу, поправила кружевной пеньюар, ниспадающий, словно греческая хламида, с ее представительной фигуры, и задумчиво уставилась в пространство.

После некоторого размышления Ирина Яковлевна сообщила своему отражению в зеркале: «Пожалуй, так будет лучше всего, тянуть дальше бессмысленно». Она грузно поднялась с кресла и открыла дверь каюты.

С другого конца коридора, из-за закрытой двери, раздавались Иннино повизгивание и заливистый, почти девичий смех Семена. «Все не угомонятся, – покачала головой бабуля, – вот он, шульмановский темперамент, медовый месяц еще не начался, а их уже из каюты не выманишь». Ирина Яковлевна поджала яркие накрашенные губы и крикнула на весь коридор зычным, хорошо поставленным голосом:

– Инна, детка! – Сразу же установилась мертвая тишина.

Через секунду из приоткрытой двери высунулась взъерошенная Иннина голова, остальное тело она стыдливо прятала за дверью.

– Что, бабушка? – пискнула детка, слегка задыхаясь.

– Зайди ко мне, – уронила Ирина Яковлевна начальственным тоном.

– А можно завтра? – надула губки Инночка.

– Сейчас, – веско и безапелляционно заявила старая горгулья, захлопывая свою дверь.

Через секунду Инна босиком пробежала по ковру в бабушкину каюту, прикрывшись кое-как крошечным шелковым халатиком.

– Что, бабуля? – вопросило дитятко, хлопая пушистыми ресницами.

– Инна, детка, – прогудела Ирина Яковлевна, снимая с пальцев массивные, усыпанные бриллиантами перстни, – я хотела у тебя позаимствовать одно колечко, знаешь, с таким квадратным большим бриллиантом.

Инна не мигая смотрела на пухлую бабушкину руку с длинными сильными пальцами, с ярко-алым маникюром. Собственные Инночкины ручки были тоже пухленькими, но маленькими, как у ребенка. Ее пальчики, розовые и нежные, были раза в два тоньше, и у нее никак не укладывалось в голове, как это бабуля собирается носить ее кольца. Ирина Яковлевна по-своему истолковала затянувшееся молчание и решила помочь Инне освежить память.

– Детка, такой большой камень, его держат объемные лапы из белого золота.

Инна взъерошила волосы и радостно улыбнулась.

– А, так ты перепутала. Это не мой перстень, а Ирмин. Ты на ней его видела!

– Как жаль! – искренне расстроилась Ирина Яковлевна. – Мне он так приглянулся!

– Ну, так чего проще! – прочирикала, притопывая от нетерпения толстенькими босыми ножками, Инна. – Просто спроси его у папы. Ирме-то он теперь не нужен!

– Действительно! – выгнула соболиные брови престарелая прима. – Спасибо, детка. Ты умница. – Она поманила Инну, запечатлела на ее щеке сочный багряный поцелуй, словно поставила печать, и отпустила.

Когда дверь за девушкой закрылась, Ирина Яковлевна стояла перед зеркалом, словно императрица Екатерина Вторая на парадном портрете.

Татьяна Веселова уже полчаса безрезультатно пыталась вникнуть в содержание раскрытой перед глазами книги, но ее мозг воспринимал лишь отдельные слова и буквы. Рядом на кровати сидел Максим. Он нашел по спутнику трансляцию какого-то футбольного матча, и теперь каюта то и дело оглашалась его громоподобными воплями или взрывалась от резких громких ударов кулака по прикроватной тумбочке.

Татьяна ничего не имела против увлечения мужа. Но одно дело, когда он смотрит футбол в подвале их особняка, в бильярдной. И совсем другое – в тесной каюте, где некуда скрыться от этих оглушающих воплей.

Нервы Татьяны уже который день были на пределе, и поэтому, когда муж в очередной раз завопил дурным голосом, Татьяна швырнула книжку в экран и истерично воскликнула, повернувшись к Максиму: «Прекратишь ты это когда-нибудь?» Добродушное лицо Максима мгновенно приняло обиженное выражение, и Татьяне стало ужасно стыдно за свою выходку.

– Извини, что-то у меня с нервами последнее время. – Но выражение лица мужа не изменилось. Тогда она погладила его по щеке и чмокнула в лысеющую макушку.

Максим был добродушным, заботливым и надежным. Они были знакомы с детства, росли в одном дворе, ходили в одну школу, но потом их дороги разошлись. Они поступили в институты, появились свои компании, а семь лет назад, когда с Татьяной случилось несчастье, он вдруг возник из ниоткуда и подставил свое плечо.

Они женаты уже шесть лет, он относится к ее детям как к своим собственным. Он подарил Тане покой и уверенность, каких она не знала в предыдущем браке, и уже за одно это она была безмерно благодарна Максиму. Но сейчас ее чудесный, спокойный, надежный мир пошатнулся. И снова из-за Ирмы. Эта женщина, появившись однажды в ее жизни, несла с собой одни несчастья.

Татьяна, собравшись в эту поездку, и представить себе не могла, чей гостьей она будет. Максим просто сказал, что партнер по бизнесу пригласил их провести несколько недель на его яхте. Будут еще несколько пар, милые, приятные люди.

Таня согласилась. Младшие дети отдыхали в Англии в летнем лагере, совершенствуя свой английский, старший сын гостил в Испании у приятеля. Ничто не мешало им с Максимом устроить себе небольшой развлекательный круиз. Тем более Таня никогда не была на настоящей яхте, ей эта поездка представлялась увлекательным приключением.

Поэтому Татьяна испытала настоящий шок, когда, поднявшись на борт в Акапулько, она увидела стоящую в дверях салона Ирму и чуть не потеряла сознание. Не может быть! Первым ее порывом было бежать куда глаза глядят. Но, заметив, как точеные Ирмины брови насмешливо поползли вверх, собрала в кулак всю свою волю и решила, что не позволит этой наглой, подлой твари дважды отпраздновать победу. Таня сделала вид, что споткнулась, и за пару секунд попыталась нацепить на лицо лучезарную, как она надеялась, улыбку. Когда муж знакомил ее с Шульманом, а потом с Ирмой, она сделала вид, что сперва не узнала женщину, разбившую ее жизнь. Но когда Ирма тоже решила скрыть их знакомство, передумала и разыграла вполне достоверную сцену под названием «Господи! Это же Ирма!», тут же напомнив поганке, при каких обстоятельствах они познакомились, и со злорадством отметила, что Ирме это воспоминание удовольствия не доставило.