Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

Движение на шоссе затихло. Лес затаил дыхание. Горы спят. Интерпретация пятьдесят второй гексаграммы — тоже гора, младший сын Неба и Земли. Мужское начало сверху, женское — снизу. Эта гексаграмма означает неподвижность. Но в «Книге перемен» покой рассматривается лишь как равновесие сил. Движение при этом всегда возможно и вот-вот начнется. Почему именно пятьдесят вторая, мама? И вообще, почему гексаграмма? Почему карты, стебли тысячелистника, культ сантерии? Зачем человеку, не имеющему будущего, беспокоиться о будущем?

Трепещут ресницы. Открываю глаза.

Пол. Стена. Две кровати.

Я не спала.

Пако по-прежнему спит, соскользнул в сон, как в глубокий колодец. Когда за ним явится всадник, Смерти придется прикладывать зеркальце ко рту.

Пако улыбнулся, будто прочитал мои мысли. Это одна из его улыбочек, которая может означать все, что угодно. Он не так прост, этот Пако.

Я подошла к окну. Шел снег, снежинки падали как вишневый цвет. Плыли в воздухе. Совсем не так я себе представляла снегопад. В старых многочастных советских фильмах, которые мы смотрели по субботним вечерам, снег всегда валил чрезвычайно обильно, снегопад казался непредсказуемым, опасным. Не таким тихим, как этот. И чего это французы, бежавшие в 1812 году из Москвы, так жаловались на зиму? Она прекрасна.

На моих часах 12:30. Уже наступил понедельник. Черт! Пора выходить.

Схватив в охапку свою одежду, дошла до двери и поправила на спине тяжелый рюкзачок.

Лучше одеться на улице, чем разбираться с Пако, если он вдруг проснется. Не разрешу ему отправиться со мной — он воспримет это как оскорбление своему мужскому достоинству.

Снежинки падали крупные, как померанцевый цвет. Я вытянула руку — на ладонь опустилось несколько штук — и слизнула.

На мне были черные джинсы, черная футболка с длинными рукавами, толстый черный свитер, черная лыжная маска, легкая куртка, черные перчатки, черные кроссовки. Проверила рюкзачок: веревка, нож, молоток, клейкая лента, дорожная карта, два пистолета.

Повсюду лежал снег.

Это хорошо.

Я застегнула большой карман рюкзачка, взвалила его на плечо, спустилась по лестнице. На нижних ступеньках — лед. Пахнет сосной и лавром.

Подошла к «ренджроверу». В горле пересохло, глаза слезятся, колени дрожат.

Не создана я для подобных мероприятий. Это заметили еще на Кубе, а не то уже повысили бы в должности или пригласили бы в ГУР. Начальство понимало, что я не гожусь для силовых операций. Женщины вообще нечасто поднимаются до высоких должностей, открытых только для членов партии, но такое случается, и тогда их награждают этими вожделенными разрешениями посетить Вьетнам, Северную Корею или Китай.

Разрешения не дают легковесам. Вроде меня.

Достала пульт автомобильной сигнализации, нажала на кнопку, замок открылся. В очередной раз я удивилась этому чуду.

Меня знобило. Я поежилась, села за руль, вставила ключ в замок зажигания, завела мотор, включила обогрев салона.

Что дальше? Действовать надо, вот что.

Но я сидела, грела руки у печки. Двигаться не хотелось. Меня беспокоил пистолет. Интересно, мистер Джонс уже спит или нет?

Пистолет.

Сотовый телефон Эстебана.

После второго гудка Джонс взял трубку:

— Алло.

— Мистер Джонс, простите, что так поздно, вы, наверно, меня помните, это я недавно вторглась к вам.

— Конечно, помню. Чем могу служить? Еще оружие? Я пока не ложился, лягу только часа через два.

«Ренджровер» тихонько урчал, готовый прийти в движение. Это мне нравилось. Двигатель работал почти так же тихо, как у Джекова «бентли».

Я натянула лыжную маску и выехала на Лайм-Килн-роуд.

Окна светились лишь в доме у мистера Джонса. Руки у меня слегка дрожали, я не была уверена, что поступаю правильно. Вдруг у него на меня зуб?

Остановилась. Прошла по дорожке. Позвонила в дверь.

Никакого ответа.

Дело не в пистолете. При чем тут, на хрен, пистолет?! Какого черта я вообще сюда приехала? Психологи в НРП назвали бы мои действия «замещающей активностью».

Дерьмо собачье, вот что это такое.

Если же посмотреть правде в глаза, я не хочу видеть Юкилиса. Не хочу выпытывать у него, что и как было, пусть он этого и заслуживает.

Снова позвонила и сняла маску.

Наконец мистер Джонс открыл дверь. На нем пальто, темно-синие джинсы и рабочие сапоги. Он весь в грязи.

— Так вот вы какая. Думал, вы старше. Заходите, заходите.

Села в гостиной. От меня несло страхом. Вовсю орал телевизор. Хозяин его выключил.

— Выпьете чего-нибудь?

— Охотно.

Он возвратился с кружкой, на четверть наполненной прозрачной жидкостью. Я выпила. Не жжет. Не то что гаванский самогон.

— Хорошая штука, — поблагодарила я.

Он улыбнулся:

— Простите за грязь, ходил проверять капканы.

Я вежливо наклонила голову и сказала:

— Хочу вам кое-что показать.

Достала пистолет. Мистер Джонс взял его, поднес поближе к свету.

— Тысяча долларов, — произнес. — Хорошая цена. Я за него получу в три раза больше, но вы — нет.

— Я просто хотела выяснить. Он на вид необычный.

— Верно подметили, — согласился мистер Джонс. — Действительно необычный. Коллекционная вещь. Это русский автоматический пистолет Стечкина, на Кубе его производили с девяносто третьего до девяносто девятого, это видно по тому, что он сделан из орудийного металла, а не из нержавеющей стали. Удобная рукоятка, прицел рассчитан на стрельбу с дистанции двадцать пять метров, одно время выпускался с глушителем, он…

— Орудийный металл? — услышав эти слова, я сразу насторожилась. — Как, простите, вы сказали? Орудийный металл? Где-то я это слышала. Это что?

— Один из видов бронзы, сплав меди, олова и цинка. У нас — я сам из округа Мейкон, штат Алабама, — его до сих пор называют «томпак».

— То есть это металл такой? Это то, из чего делают пушки?

Он улыбнулся:

— Раньше делали. Теперь — из стали. Я этого красавца сразу узнал, по металлу. Не знаю, насколько вы в курсе того, что творится на Кубе, но после развала СССР кубинцы лишились поставок стали. Продолжают клепать Стечкиных из латуни.

Я кивнула, хотя мне далеко не все ясно. Мое служебное оружие — стандартный китайский револьвер. Пистолет Стечкина я никогда раньше не видела.

— Так все-таки откуда этот пистолет, то есть кого такими вооружают? — спросила я.

— По-моему, их было изготовлено всего около двух тысяч штук. Могу, конечно, проверить по справочнику. Насколько я знаю — а если я чего-то не знаю, так это и знать не стоит, — это для КГБ, для кубинского КГБ, или как оно там у них называется.

— ГУВБ, внутренняя безопасность, или ГУР, тайная полиция Рауля Кастро.

— Да, что-то в этом роде. Откуда он у вас?