Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

Тем временем кто-то сзади подхватывает Анжелу под микитки и шипит ей в ухо:

— Когда идет расследование, вы должны отвечать на мои звонки!

— Я никому ничего не должна! — сердито освобождаясь из плена, шипит Анжела.

Следователь хренов… В другой ситуации врезала бы по мошонке — терпеть не может, когда к ней прикасаются посторонние… Но не сейчас…

Оглядывается, ища родственников. В Лилиной одежде стоит смутно знакомая поникшая старуха. Смотрит куда-то вдаль, но явно никого не видит… Глаза сухие, руки теребят белейший носовой платок: тщательно расправляют одну его сторону, потом переходят к другой, и так безостановочно, по кругу.

— А Ульяша с кем? — Анжела правой рукой обнимает Лилю и, переглянувшись с дядей, левой отбирает белый флаг, который вывесила сдавшаяся крепость.

— Что? Ульяша? — переспрашивает Лиля. — Ульяша с няней… Убийца… Убийца сбежал, — ровным бесцветным тоном информирует она.

Сердце Анжелы щемит от Лилиного неестественного спокойствия. Умом тронулась, бедная. Вот же он, убийца, в наручниках… Точно из тех двоих, что тащили баул по лестнице. Хоть и со спины видела, но пластика тела… Он!

— Вы не знаете, где сейчас может быть Олег? — Следователь делает вторую попытку, деликатно дождавшись конца Лилиной реплики и уже не дотрагиваясь до Анжелы.

Но теперь она ему даже рада. Еще немного бездейственного сопереживания, и впадешь в ступор, как Лиля. Эмоции — роскошь, которую одинокая женщина очень редко может себе позволить.

Анжела с поспешностью отходит в сторону за Глебом и медленно, успокаиваясь от каждой вспомненной подробности, выкладывает ему то, что знает о привычках Олега и даже как вчера ее опекал его тесть.

— Вы к Светлане Бизяевой приглядитесь! Угрожала Нике… Убила бы ее! — вырывается у Анжелы.

Слушает следователь непроницаемо, делает пометки в блокноте.

Сама Анжела сейчас не в состоянии фильтровать базар.

Как бы в поощрение Глеб делится с ней своими новостями: оказывается, Олег еще вчера намекнул на возможную причастность к убийству нового шофера. Ночью того разыскали, а утром умело обработали подозреваемого, и тот сознался в соучастии. По его словам, убивал не он, а бывший спецназовец, с которым он полгода сидел в одной камере. Шофер категорически настаивает на том, что действовали они по приказу Олега.

— Якобы польстился на посул, мол, квартира богатая — и бабки, и редкие драгоценности из квартиры. Но их кто-то спугнул. Так что взяли немного, и это все осталось у сбежавшего подельника, — усмехается Глеб.

Зрачки его расширяются, недобро высверкнув, густая правая бровь приподнимается при полной неподвижности левой, а губы не размыкаются, лишь чуть раздвигаются уголки, обозначая носогубные складки, которые в скобки заключают весь рот. Что-то таится у него внутри, отмечает про себя Анжела. Кого-то он напоминает… Но сейчас все равно не сосредоточиться, и она прогоняет неуместные вопросы. А интерес к объекту застревает в голове…

— …И заказчик скрылся.

“Заказчик”… Это он про кого? Про Олега?

— Так вы Бизяева допросите! Тестя! Без него тут не обошлось! — Анжела хватает следователя за руки и подталкивает к выходу из огороженной площадки. Мол, действуй.

Удивленный, по-мужски озадаченный взгляд приводит ее в чувство. Левая рука с сумкой опускается вдоль бедра, а правая поглубже натягивает бейсболку и поправляет очки. Не ожидала от себя такой прыти…

— Извините, — бормочет Анжела, поднося к уху так кстати завибрировавший мобильник.

Что к берегу привалит, то и крючь. Кто бы ни звонил — подмога.

“Бизяева допросите!” Разбежался! Как же! А депнеприкосновенность куда я дену? Сунься только с запросом к прокурору — на смех же поднимут… “Бумаги плодишь? В сортире нечем подтираться?” — любимое бонмо шефа.

Врагов держи поближе…

Сотворив очередное чудо, превратив чудище в женщину, Ада выходит на волю и сразу просматривает список свежих звонков, заначенный отключенным мобильником. Ага, Анжела все-таки соизволила спуститься с небес! Рука вздрагивает. Радостное возбуждение противоречит головной ненависти… Не глядя, чисто и сухо ли, Ада садится на скамейку возле подъезда. Вместо того чтобы нажать на плашку “ответить”, пальцы набирают заново номер Анжелы. Поспешное биение сердца не унимается.

И та отвечает сразу, будто ждала Адиного звонка. Голос малахольный, растерянный. И ее жизнь достала! От вспыхнувшей жалости к бывшей “гадючке” все претензии испаряются, как вода от нагревания. Конечно, Ада ей поможет, конечно, выручит бедняжку. Перенесет записанную на вечер депутатку — Лариса Борисовна покричит, но она отходчивая, — и приедет.

Теперь нужно перестроить оставшийся день. В голове судорожно теснятся проблемы, с которыми надо как-то сладить. Связаться с клиентками, переназначить или отменить… Выкроить время для заскока домой: принять душ, переодеться, не забыть про блондинистый парик… А то Анжела ее не признает… Или того хуже: вспомнит про ее бегство из Никиного дома…

За что хвататься? Ладони взлетают к вискам и сжимают череп до хруста.

Нервность, про которую Ада почти забыла — постаралась не помнить, — вдруг возвращается. Комфортно-то лишь тогда, когда предстоящая неделя, а лучше весь месяц четко размечен по часам. Ей даже не надо ничего записывать — в голове в любой миг распахивается разворот школьного дневника, где как уроки, по строчкам и дням недели, расписаны не только встречи с клиентками, но и четверговый фитнес с бассейном — три часа, с 12:00 до 15:00, пятничная поездка в ближайший “Ашан” за продуктами на неделю — между 11:00 и 16:00, с возвращением, варкой обеда и его съеданием, перерывы на ланч в другие дни недели… Для всяких неожиданностей, для маневра — отсутствующее в дневнике, но так необходимое в жизни воскресенье. И ничьи форс-мажоры, никакие мольбы не могли заставить ее сломать привычный, обкатанный режим, благодаря которому она совсем перестала глотать таблетки. Да он и сложился на манер дорожки через английский газон, которую сперва протаптывают, как удобно, а потом уже асфальтируют. Искусство стилиста востребовано неравномерно в течение дня: час пик обычно по утрам — перед началом бизнес-деятельности, и ранним вечером — в преддверии богемной жизни.

Оцепенение не проходит. Нет сил даже встать со скамейки, хотя жильцы, входящие в дом, отгороженный от быдла, косо поглядывают на незнакомку. Еще немного, и какой-нибудь бдительный старикан кинется звонить, куда следует… Американизация… Сообщать о своих подозрениях стало не стыдно.

Надо как-то успокоиться… Рука Ады ныряет в сумку, потом в баул и не нашаривает там ни одной облатки, ни одной цветной капсулы, что могла бы помочь сосредоточиться. Домой срочно! Оттуда всех отменю! По дороге она вспоминает, что и там ничего нет.