Том Эгеланн - Разорванный круг

Когда я просыпаюсь, мне кажется, что в моей голове образовалась дыра. Все, что было внутри, вытекло. Три четверти часа уходит на то, чтобы сознание полностью вернулось ко мне.

Петер Леви сидит и ждет меня, скрытый в тени бара, когда под вечер я прихожу туда. В его глазах отражается пламя свечи. В качестве приветствия он поднимает бокал коньяка. Я делаю ответный жест.

— Невозможно продолжать встречи в такой атмосфере, — шучу я и присаживаюсь.

— Нашел что-нибудь интересное?

— А вы? — парирую я подчеркнуто официально.

Он делает вид, что не понял.

— Я немного вздремнул после обеда, — сообщаю я.

— Так поздно?

— Я сплю, когда устаю, а не тогда, когда часы говорят: «Пора спать».

— Но теперь ты не заснешь ночью, — заботливо говорит он.

— Ничего страшного. На том свете высплюсь.

Он хохочет.

— Ты сказал вчера одну вещь, которая заинтересовала меня, — произношу я.

— Надеюсь, что так!

— То, как возникала Библия. И как ее редактировали.

Он хватает меня за руку:

— Я не люблю разговаривать здесь о делах. Слишком много ушей!

— Пойдем прогуляемся в рощу? Мне там очень понравилось.

Он допивает коньяк. Не произнося ни слова, мы встаем и покидаем бар. Мне кажется, что нам вслед смотрят сотни глаз. Но, обернувшись, я не обнаруживаю ни одного человека, который обратил бы на нас внимание.

Мы идем по мощеному двору, пересекаем заасфальтированную площадь и входим в рощу. Здесь очень тихо. Под кронами деревьев я чувствую себя как дома.

— Чтобы понять мои рассуждения, — объясняет Петер, пока мы взбираемся по склону горы, — ты должен понять то время, которое мы сейчас рассматриваем. У большинства людей есть представление об эпохе Иисуса. Но оно основано на версии Библии. В Новом Завете все вращается вокруг Иисуса Христа.

— А разве так не было в действительности?

— Иисус пришел в мир в бурный период. И когда он ушел, лучше не стало. Евангелия были написаны через много лет после жизни и смерти Иисуса. Написаны людьми, которые не были очевидцами событий. Они пересказывали то, что слышали от других. Они воспроизводили письменные источники. Но и летописцы были детьми своего времени. На них наложило отпечаток их окружение, дух эпохи.

Мы помогаем друг другу перебраться через ствол упавшего дерева. На ветках зеленеют довольные листочки, которые делают вид, будто все в абсолютном порядке. Петер стряхивает кору с брюк, и мы продолжаем путь.

— В качестве исходной точки надо взять бунт иудеев, — рассказывает он. — Падение Иерусалима и разрушение римлянами Второго Храма в семидесятом году. И самосознание иудеев после этого позорного поражения. Самые ожесточенные бунтовщики сбежали в крепость Масада, что находится на побережье Мертвого моря. Когда римские солдаты захватили крепость, они там в живых никого не нашли. Абсолютно никого. Все покончили жизнь самоубийством, только бы не сдаваться римлянам. И вот так Масада стала символом иудейской чести.

— Хотя они потерпели поражение?

— Да, но в то же время поражение, встреченное с гордостью и бесстрашием. Их было мало. Перевес противника слишком велик. Но подавленное восстание создало почву для сомнений и у иудеев, и у новых христиан. Им был необходим ответ. Иерусалим разрушен. Храм в руинах. Где был их Бог? Чего Он хотел? Что Он проповедовал? Без Храма как места собраний прежние священники потеряли основы своей власти.

— Но кто-то же был у власти.

— Конечно. Это были фарисеи, то есть раввины. Они заполнили ту пустоту, которая осталась после ухода священников. И раввины привели иудеев к сегодняшнему дню.

— А христиане?

— Христиане тогда еще не отделились от иудеев. Христиане были, если это вообще возможно, в еще большем смятении. Куда пропало обещанное Царство Божье? Где их Мессия? На эти вопросы попытался ответить Марк. Он создал свое Евангелие в семидесятом году до Рождества Христова. Его Евангелие было самым первым, хотя и стоит вторым в Новом Завете. Но он написал его через сорок лет после смерти Иисуса. А это большой срок.

Мы останавливаемся. Петер закуривает сигару, потом поворачивает ее и рассматривает огонек, описывая в темноте круги.

— Все эти годы история Иисуса передавалась из уст в уста в форме преданий и гимнов, — продолжает он. — Христиане в маленьких общинах сидели при свете костра или горящего очага и пересказывали то, что им раньше рассказали другие. Кто-то немножко изменял детали. Немножко убавлял. Немножко прибавлял. Рассказывали притчи про Иисуса. Рассказывали о чудесах. О его словах и поступках. Делились воспоминаниями. Так факты обрастали легендами, мифами и песнопениями.

Где-то неподалеку начинает грохотать дизельный агрегат оросительной системы.

— Одни ученые полагают, что Марк работал в Риме, другие — что в Александрии или Сирии. Но все согласны, что Марк и его читатели находились в эмиграции, вне своей родины. И что они не очень хорошо были знакомы с иудейскими обычаями.

— Они были чужаками.

Петер задумчиво кивает:

— В известном смысле. Эти люди искали свои корни. Евангелие от Марка было написано довольно скоро после неудачного восстания. Представь себе их настроение! Они были в отчаянии. В бешенстве! Им была нужна новая вера, новая надежда. Подобно Иисусу на кресте, читатели Марка чувствовали себя покинутыми своим Богом. Над ними издевались, их презирали.

— И они обратились к Марку в поисках утешения?

Он глубоко втягивает табачный дым, а затем, выпуская его, отвечает:

— Марк воспринимал себя как утешителя. Того, кто мог собрать иудеев вместе и внушить им надежду. Многие испытали на себе варварство римлян.

В роще дует приятный ветерок. Он приносит с собой слабые запахи, которые слегка заглушают запах табака.

— В соответствии с духом времени он создал загадочный, мистический, божественный образ Иисуса. У Марка Иисус не бунтовщик, каким его видели многие до восстания. Личность Иисуса приобретает гораздо больший масштаб. Здесь кроется причина того, что историки религии называют секретом Мессии.

— И что это значит?

— Люди должны чувствовать, но не понимать, кто он. Иисус должен быть словно бы в тумане. Только Иисус знает, что должен делать Иисус. Его задача на земле состоит не в том, чтобы творить чудеса. В те времена чудеса мог устраивать любой знахарь. Но только Иисус знал, что он Сын Человеческий. Он прибыл на землю, чтобы страдать и умереть. Чтобы спасти род людской.

— Это не пустяки, — комментирую я.

Петер держит сигару между пальцами и втягивает дым, глаза прикрыты. Внизу, в институте, в одной из комнат выключают свет, а в другой — включают. Я замечаю за занавеской силуэт человека. Петер вынимает из кармана фляжку и протягивает ее мне. Фляжка полная. Я делаю глоток и передаю ему. Он смотрит в пространство, отпивает, возвращает мне.