Екатерина Лесина - Фотограф смерти

Он кивнул.

– А потом с Анечкой случилось… ну кто мог знать? Наверное, она тоже была как мать, ну вы понимаете, да? И Тоне совсем поплохело.

– И вы определили ее под крылышко к своей любовнице? Или к невесте.

– К кому? – переспросил он, вытягивая из манжеты нить. – У… у меня нет любовницы!

– Всеслава Гораченко. Знаете?

– Конечно. Это врач. Мне ее посоветовали. Она хорошая. Молодая совсем, но хорошая. А почему вы решили, что она моя… ну моя невеста?

Ни с чего. Решила, и все.

– Посмотрите на меня, – сказал Петр, разводя руками. И рубашка на груди натянулась, пуговицы застряли в петлях. – Я похож на завидного жениха?

– Ничуть, – не стала кривить душой Дашка.

– Вот! А она дамочка из себя вся такая… ну такая… прям как вы! И зачем ей я?

– Хорошо, – Дашка готова была отступить, и здесь, и вообще. – Тогда объясните, где сейчас находится ваша жена?

Его удивление и на сей раз выглядело искренним.

– Как где? В клинике особого режима. Всеслава сказала, что Тонечке надо особое лечение… Я и согласился.

Дашка сделала ну очень глубокий вдох, чтобы не заорать.

– На что согласились?

– На переезд. Минуту!

Он неловко выполз из-за стола и скрылся в соседней комнатушке, которая проглядывала в пустом проеме. Дверь, снятая с петель, стояла рядом, прикрывая собой узкие длинные ящики. Дашке очень хотелось заглянуть в эти самые ящики, но порыв она сдерживала и для сдерживания держалась за жесткий край клеенки, заменявшей скатерть.

Отсутствовал Петр недолго и вернулся с кучей листов.

– Вот, посмотрите. Посмотрите! Я правду говорю.

Дашка посмотрела. Стандартный договор об оказании медицинских услуг Кривошей Антонине, заключенный между Петром Кривошеем, именуемым в дальнейшем Заказчик, и ОАО «Здоровый дух», именуемым в дальнейшем Исполнитель.

Договор скреплен подписями.

И лишен всякого смысла. Дашка таких договоров десяток способна отпечатать. Или сотню. И печать заказать недолго.

– Вы ее навещали? – спросила она, зная ответ наперед.

Петр мотнул головой и признался:

– Только однажды. Но Всеслава говорила, что я Тонечку в волнение ввожу, а я не хотел, чтобы она волновалась. Знаете, она же хорошая очень. Тихая. Добрая.

Была.

Дашка еще раз внимательно перечитала бумаги, запоминая адрес. Контора, конечно, вымышленная, но вдруг да повезет?

Выбравшись из квартиры, Дашка первым делом позвонила. И звонила вроде как Вась-Васе, а трубку поднял Артем. И Дашка этой странности не удивилась, а рассказала о том, что узнала, точнее о том, чего не узнала.

– Стой, – остановил Артем. – Как ты сказала? Советских Пограничников? Погоди минуту…

Дашка погодила, снизу вверх глядя на затененные окна квартиры, в которой обосновался безобидный человечек, искренне веривший, что все, им совершенное, во благо жены.

– Есть! – сказал Артем. – Ты где сейчас? Я заберу. Нам надо заглянуть на этих Пограничников. Я сейчас буду.

– Хорошо, – ответила Дашка.

Она не сомневалась, что адрес этот – очередная пустышка, но упрямство мешало отступить, и Дашка, сев на скамейку, принялась ждать.

Улица Советских Пограничников начиналась с памятника Дзержинскому, у подножия которого зарождался широкий луч проспекта. Он тянулся и тянулся, пока не упирался в забор. Стандартный серый заводской забор с широким проемом ворот и мертвой проходной.

Завод окружали желто-бурые дома кирпичной кладки. Они пролегли неровной линией, соединенной углами и узкими проходами арок. Прямоугольники окон пялились на внутренний двор. Здесь старый асфальт бугрился, выпуская к солнцу хрупкую зелень. Клумбы зарастали бурьяном, а древний клен, пустивший густую поросль, жался к стене котельной.

– Ты уверен, что это тут? – Дашка спросила шепотом.

– Адрес тот.

Судя по голосу, место Артему не нравилось.

А еще он вел себя странно, упрямо пытаясь дозвониться кому-то, но кому – Дашке не говорил. Просто раз за разом набирал номер, прижимал к уху трубку и слушал гудки.

– Не отходи далеко, ладно? – попросил Артем, сунув телефон в карман, и взял Дашку за руку. Дашка фыркнула, но вырываться не стала: у нее по спине шел пренеприятненький холодок.

Как будто наблюдал кто-то…

Дашка обернулась. Никого. Груда ржавых запчастей. Домишко с обвалившейся крышей. Прицеп без передних колес. Задние вросли в асфальт, став подпоркой для суетливого вьюнка.

Над белыми цветочными венчиками кружили пчелы.

Мирно кружили.

Жужжали.

Но кто-то наблюдал за Дашкой!

– Тема… Тем, ты ничего не чувствуешь? – Дашка старалась улыбаться и смотреть перед собой.

– А должен? – Он в очередной раз набирал номер.

Людочкин?

Слева протянулось длинное строение. Оттуда смотрят. Или нет? Дашка остановилась и медленно повернулась вокруг оси. Здание. И еще одно. И третье, напоминавшее с виду башню. Оттуда удобно наблюдать.

– Ты чего?

Артем тоже принялся головой крутить, но Дашка знала: ничего он не увидит.

– Наверное, мы зря сюда пришли, – сказал Артем, заглядывая в сарай. Голос его, отраженный в пространстве, звучал глухо.

Не зря. Дашка, крутанувшись на пятках, бодро зашагала по дорожке. Мимо двух черешен, на которых чернели ягоды. Мимо неряшливого куста дикой розы. Мимо клумбы с единственной одичавшей лилией, хищный венчик которой приветствовал Дашку покачиванием.

Путь ее лежал к административному зданию – двухэтажной коробке, выделявшейся среди прочих ярко-рыжим цветом. Тот, кто смотрел, прятался в этих стенах, за фанерной дверью и амбарным замком.

– Стой же! – Артем догнал у двери и заслонил. – Ты чего творишь? Я же просил не отходить.

– Нам надо попасть внутрь.

– Попадем.

Он пошел вдоль стены, заглядывая в окна. И пусть стекла отсутствовали, но решетки держались по-прежнему крепко.

А Наблюдатель ждет. Чего? Удачного кадра? Дашке хотелось закричать, раскрыть руки: вот она я, снимай! Стреляй! Сделай хоть что-то!

Она сунула руки в карманы и пошла за Артемом. Тот пристально разглядывал очередной проем, а точнее – решетку, отошедшую с одного угла. Артем вцепился в решетку и, примерившись, дернул. Из стены посыпалась мелкая труха, а стекло – здесь оно было почти целым – задребезжало.

– Сейчас. Погоди, – Артем нашел точку опоры, покачнулся и резко отпрянул назад, почти опрокидываясь на спину. Он повис на решетке, и та поддалась, поползла, вытаскивая шипы-штыри из цемента. Скрипела. Дребезжала. Артем рычал, совсем как собака, но Дашке не было смешно.

– Еще… немного…

Он все-таки не упал, в последний миг выгнулся совершенно неестественным образом, удерживая и себя, и треклятую решетку. Вынул аккуратно, поставил у стены и указал на окно:

– Прошу.

Дашка легко запрыгнула на подоконник.