Юлия Латынина - Промзона

Шевчук заметался, вытащил из письменного стола пачку листов и протянул их Степану.

— Вот, держите. Это ксерокопии.

Степан долго читал показания. Они еще не были напечатаны на машинке, а только писаны от руки крупным, почти детским почерком Шевчука. В конце каждой страницы чернела аккуратная роспись Самарина.

— Вот, — сказал с триумфом Шевчук, — наконец-то!

Экран видеомагнитофона ожил. На нем показалось напряженное, неулыбающееся лицо Самарина. Степан послушал несколько минут, внимательно глядя в экран. Потом поднялся, выключил видеомагнитофон и вытащил кассету. Кассету Бельский запихал в карман куртки.

— Когда ты берешь Черягу? — спросил Бельский.

— Степан Дмитриевич, — сказал осторожно Шевчук, — на меня было сильное давление. Очень сильное. Из-за предыдущего ареста. Все-таки был арестован генеральный директор крупного государственного предприятия. Практически без улик. И если я его арестую просто так, на основании показаний, то все скажут, что просто свожу счеты. Нам необходимо подтвердить показания Самарина. Провести следственный эксперимент.

— А тут разве доказательств недостаточно? — с усмешкой спросил Степан, протягивая Шевчуку папку с протоколами допроса.

— Ну видите ли…

— Посмотри еще раз.

Шевчук недоуменно раскрыл папку и обомлел: поверх протоколов лежали две десятитысячные пачки долларов.

— Степан Дмитриевич! — потрясение и с неким даже упреком сказал Шевчук.

Степан перегнулся через стол и сгреб Шевчука за галстук.

— Ты его завтра приделаешь, это первое. Он не должен бегать, он должен сидеть. И он должен сдать своего шефа, Сляба. Понятно?

И раньше, чем Дима Шевчук успел с благодарностью согласиться, Бельский хлопнул дверью и был таков. Если бы следователь Шевчук провожал Степана до улицы, он был заметил одну любопытную деталь: прежде чем шагнуть с крыльца прокуратуры в ноябрьскую слякость, очаковский лидер тщательно вытер ноги.

Бельский вернулся в квартиру Рубцова спустя двадцать минут. Поминки по заводу были в самом разгаре. В гостиной терзали гитару, кто-то выл и мяукал.

Ященко сидел в кабинете и читал какую-то книжку.

Повеселевший Степан взял стул и сел на него верхом.

— Ну, Яша. Рассказывай. Что тебе Денис предлагал?

Яша стал смотреть куда-то вбок.

— Он был вместе с Ревко. Он меня зазвал куда-то в комнату, прямо на приеме… Он… сказал, что на меня заведено уголовное дело. Там… якобы мы завысили цены на услуги… Он предложил мне отдать акции и прекратить дело.

— А Ревко?

— А потом пришли Ахрозов с Ревко. Они предложили семь миллионов. Они… они приличные люди, не то, что Черяга.

— Убийца.

— А?

— Черяга — убийца и карьерист. Он кто? Он вице-президент. Генеральный директор. А он людей убивает. Они что, его в ответ могли убить? Панасоник его мог убить? Разве можно убивать людей просто так? Да еще мусору?

— А не мусору — можно?

Степан резко наклонился вперед.

— Мусора, Саша, убивать не могут по определению. Потому что попадаются, потому что колются, потому что сдают своих. Вокруг них друзей нет, понимаешь? А если нет друзей, этим лучше не заниматься. Вот ты, например, Яш, мне друг? Ты мне ведь не откажешь, чтобы я ни попросил?

Яше стало страшно. Очень страшно.

— Конечно, не откажу… — бодро сказал он.

— Ну тогда налей мне водки.

В дверь заскреблись, и на пороге показался Миша Рубцов. Он шел почти прямо. Миша славился тем, что мог влить в себя безнаказанно до трех литров водки. Сейчас отметка стояла на двух с половиной, и можно было считать, что Миша еще трезв.

— О, — сказал Миша, — Степа! Степа, а я фотографии отыскал.

— Какие фотографии?

— Ну, те где Ревко торговал МиГами.

Степан с досадой отвел руку Рубцова. Тот пошатнулся, веер фотографий рассыпался по полу Рубцов икнул и опустился рядом.

Степан наклонился, чтобы собрать фотографии. Фотографии были черно-белые, довольно старые, некоторые — со следами давних деревянных рамочек.

На третьей фотографии, на фоне МиГа-25 с опознавательными знаками сирийской армии, стояли четверо: Михаил Степанович десятилетней давности, еще молодой, в летном комбинезоне, улыбающийся Ревко и какой-то сирийский полковник. Четвертым был человек в белой рубашке и черных брюках, выглядывающий из-за плеча Ревко.

— Ихний министр безопасности, — сказал очнувшийся Рубцов, с гордостью показывая на сирийского полковника. — Толковый, говорят, был мужик. За воровство потом расстреляли.

— А это? — спросил Степан, показывая на человека в белой рубашке.

Шеф— пилот пожал плечами.

— Не знаю. С Ревко приехал. Я думаю, он как раз по части «узи» был… Представляешь, а? «узи» и «МиГи»…

Степан вгляделся в фотографию еще раз, потом осторожно отделил ее от других и сунул в карман.

— Ребята, — сказал Степан, — вы выйдите, мне одному надо подумать.

Тон его резко изменился. Шеф-пилот удивленно взглянул на Бельского и покинул комнату.

Степан собрал все фотографии и пересмотрел их снова. Фотографий с человеком в белой рубашке и черных брюках было две. На второй он стоял в полоборота и держал правую руку на плече Ревко.

Степан заложил руки за спину и принялся ходить по комнате, неторопливо, взад-вперед.

Степан ходил недолго, минут пять, а потом сел на диван и набрал на сотовом номер Дениса Черяги. Трубку долго не брали. Наконец раздраженный голос на фоне громкой музыки сказал:

— Ало!

— Это я, — сказал Степан, — ты меня слышишь?

— Кто говорит? Але! Перезвоните! Связь была очень плохой.

— Нам надо встретиться, — сказал Степан.

— Что? Я сейчас выйду, погоди. Треск исчез, и связь стала лучше. Видимо, место, где сидел Черяга, плохо пропускало радиоволны.

— Теперь слышишь? — спросил Степан. — Ты меня узнал?

На том конце провода озадаченнр дышали в трубку.

— Узнал, — наконец послышался ответ.

— Нам надо встретиться. До завтра.

Что— то в голосе Степана мешало его собеседнику просто бросить трубку.

— Я завтра улетаю, — сказал Денис, — в пять утра.

— Задержись.

— А комаринского мне для тебя не сплясать?

В голосе собеседника было холодное бешенство. Степан посмотрел на часы.

Они показывали два ночи. В Москве было десять.

— Ты в Москве? — спросил Степан. Собеседник поколебался с ответом.

— Да.

— Тогда приезжай в Кубинку. К часу.

— Куда?

— Если ты не знаешь, куда ехать, езжай на семидесятый километр Можайки. Там под столбом тебя встретят мои машины.

— С чем встретят? С автоматами?

— Нет. С установкой «град», — ответил Степан, вырубил связь и вышел в гостиную. Все присутствующие обернулись к нему.

— Михал Степаныч, — сказал он, — распорядись, чтобы «сапсан» подготовили к вылету.