Алан Брэдли - Копчёная селёдка без горчицы

— Вы ставите букву «Я» вместо моего имени?

Это был нахальный вопрос, и я пожалела о нем, как только задала его. Однажды, во время другого расследования, я видела, как он написал букву «Я» рядом с моим именем в блокноте. К моему раздражению, он отказался объяснить мне, что она значит.

— Невежливо спрашивать об этом, — заметил он с легкой улыбкой. — Никогда не следует выпытывать у полицейского его секреты.

— Почему?

— По тем же причинам, по которым я не выпытываю твои.

Как я обожаю этого человека! Вот мы здесь, вдвоем, погружены в интеллектуальную шахматную игру, и каждому известно, что другой обманывает.

Повторяю, как же я обожаю этого человека!

И тем дело кончилось. Он задал мне еще пару вопросов: видела ли я кого-нибудь еще, слышала ли звук машины и тому подобное. И потом ушел.

Был миг, когда мне захотелось рассказать ему больше, просто ради продления удовольствия от его общества. Он был бы очень взволнован, если бы услышал, как я застала Бруки Хейрвуда в нашей гостиной, например, не говоря уже о моих визитах к мисс Маунтджой и в берлогу Бруки. Я могла бы даже признаться, что нашла в доме Ванетты Хейрвуд в Мальден-Фенвике.

Но я не стала.

Пока я стояла, задумавшись, в вестибюле, мое внимание привлек легкий скрип туфель по плитке, и я подняла взгляд, увидев, что Фели наблюдает за мной с пролета второго этажа. Она была там все время!

— Маленькая мисс Полезность, — усмехнулась она. — Ты думаешь, что такая умная.

По ее поведению я определила, что она еще не смотрелась в зеркало в спальне.

— Некоторые пытаются помочь, — сказала я, небрежно стряхивая легкие следы талька с платья.

— Ты думаешь, ты ему нравишься, не так ли? Ты думаешь, что нравишься многим, но это не так. Никто тебя не любит. Может быть, кое-кто притворяется, но на самом деле — нет. Такая жалость, что ты этого не видишь.

Усиленный панельной обшивкой в вестибюле, ее голос эхом отразился от разрисованных херувимами досок на потолке. Я почувствовала, будто я пленник за решеткой, а она — мой обвинитель.

Как всегда бывает, когда кто-то из моих сестер набрасывается на меня, я ощущаю странное бурление в груди, как будто какое-то первобытное болотное существо пытается выбраться из моих внутренностей. Это чувство я никогда не могла понять, это что-то за пределами разума. Что такого я сделала, чтобы они так меня ненавидели?

— Почему бы тебе не пойти мучить Баха? — набросилась я на нее, но не от всего сердца.

Меня всегда удивляет, когда после очередной семейной ссоры я обнаруживаю, что мир остался прежним. В то время как страсти и эмоции, накапливающиеся в доме, словно ядовитые газы, как будто конденсируются и пристают к стенам, как старая копоть, на улице такого не может быть. Природа, кажется, не способна аккумулировать человеческое излучение. Может быть, ветер уносит гнев.

Я думала об этом, пока шла к Трафальгарской лужайке. Если Порслин предпочитает верить, что это я чудовище, проломившее череп ее бабушке… Кстати, чем?

Когда я обнаружила Фенеллу на полу фургона, его интерьер был в абсолютном порядке, если не считать кровь: никакого окровавленного орудия, оставленного нападавшим, — ни палки, ни камня, ни кочерги. Что странно.

Если только самое орудие не имело ценности, зачем преступник решил унести его?

Я остановилась на миг посмотреть на фонтан Посейдона. Старик Нептун, как его именовали римляне, весь сплошные мышцы и живот, равнодушно взирал вдаль, как гость на банкете, пустивший ветры и пытающийся сделать вид, что это не он.

Его трезубец все еще торчал, как скипетр (в конце концов, он ведь царь морей), и сети грудой лежали у его ног. От Бруки Хейрвуда не осталось и следа. Трудно поверить, что лишь несколько часов назад Бруки висел здесь трупом и его тело было зловещим дополнением к пейзажу.

Но почему? Зачем его убийца взял на себя труд подвесить тело в такую сложную позицию? Может, это послание — как морской сигнальный флажок, например?

То немногое, что я знала о Посейдоне, было почерпнуто из «Мифологии» Буллфинча, экземпляр которой имелся в библиотеке Букшоу. Это была одна из любимых книг Даффи, но, поскольку там не было ничего о химии или ядах, она не особенно меня заинтересовала.

Посейдон, как говорилось, повелевал водами, поэтому легко понять, почему его выбрали для украшения фонтана. Другие водоемы, до которых рукой подать от этого Посейдона, — река Ифон в Изгородях и декоративное озеро в Букшоу.

Бруки подвесили на трезубец очень похоже на то, как сорокопут, птица-кладовщик, накалывает певчую птичку на колючку для последующего употребления — хотя маловероятно, подумала я, что убийца Бруки собирался потом его съесть.

Тогда это предупреждение? Если да, то кому?

Мне нужно несколько часов побыть в обществе моей записной книжки, но сейчас не время. Надо разобраться с Порслин.

Я еще не закончила с Порслин. В качестве жеста доброй воли я не окажусь в замешательстве из-за ее ребячливого поведения и обижаться не стану. Я прощу ее, понравится ей это или нет.

Не могу утверждать, что Грай был счастлив видеть, как я приближаюсь, хотя он действительно на миг оторвался от щипания травы. Свежий стог сена, рассыпанный поблизости, сказал мне, что инспектор Линнет на работе, но Грай, похоже, предпочитал зеленый салат из травинок, росших вдоль берега реки.

— Эй! — Я крикнула в сторону фургона, но ответа не было. Чуткий инструмент, которым был мой затылок, подтвердил, что опушка покинута.

Я не помнила, чтобы Порслин запирала фургон, когда мы уходили, но сейчас он был заперт. Либо она вернулась и нашла ключ, либо это сделал кто-то другой.

Но кто-то здесь побывал, и если я могу верить своему обонянию, совсем недавно.

Согретая солнцем, деревянная дверь издавала запах, не свойственный этому месту. Как я делала в лаборатории с химикалиями, я сложенными чашей пальцами зачерпнула воздух, направляя его к ноздрям.

Никаких сомнений: определенный запах, сохранившийся у двери фургона, запах, которого совершенно точно не было в этом месте прежде, — запах рыбы.

Запах моря.

— Ты загораживаешь мне свет, — сказала Даффи.

Я намеренно встала между ее книгой и окном.

Будет нелегко просить мою сестру о помощи. Я сделала глубокий вдох.

— Мне нужна помощь.

— Бедняжка Флавия!

— Пожалуйста, Дафф, — сказала я, презирая себя за мольбу. — Это касается человека, чей труп я нашла на фонтане.

Даффи озлобленно отшвырнула книгу.

— Зачем втягивать меня в твои мерзкие маленькие игры? Ты очень хорошо знаешь, как они меня огорчают.

Огорчают ее? Дафф? Игры?

— Я думала, ты любишь преступления, — заметила я, указывая на ее книгу. Это был сборник детективных историй об отце Брауне Г. К. Честертона.