Анна Малышева - Западня

— Я еще спросила тогда Олю — Диана с тобой занимается в студии? А она рассердилась. Видимо, ей не понравилось, что я прислушивалась. Так и не ответила. А других подружек я что-то не припомню. Она больше говорила о Наташе, ссылалась на нее, когда отпрашивалась четырнадцатого мая… Но раз Наташа ничего об этом не знает…

Балакирев задумался. Вчерашний разговор с Мулевиным дал ему богатую пишу для размышлений. Следователю не очень-то верилось, что Ольга всерьез решила обокрасть сейф. Куда понятнее, что девушка из этой благополучной, но небогатой семьи хотела получить какой-то подарок от состоятельного приятеля. Но обокрасть его, да еще так дерзко…

Скорее всего, Мулевин прикрывался этой выдумкой для того, чтобы уменьшить свою вину. Ведь проверить его слова было никак нельзя. И все же… Если Ольга и впрямь интересовалась сейфом, вряд ли она могла его открыть в одиночку. Из рассказов Аллы Балакирев понял — Ольга вовсе не разбиралась в технике. Даже свой велосипед не могла наладить самостоятельно. Где уж ей открывать сложные замки! А значит, у нее должны быть сообщники. В конце концов, кто ударил ее ножом? Случайный хулиган, маньяк? Маловероятно.

Следов насилия не было обнаружено. Все вещи в сумке остались целы — в том числе кошелек с незначительной суммой денег. Нет, убийство было не случайным.

— Эта Диана звонила сюда, когда ваша дочь пропала? — поинтересовался Балакирев.

Родители переглянулись. Виктор с сомнением покачал головой:

— Сдается мне, что когда она пропала, ей вообще никто не звонил. И парень тоже. Уж я бы запомнил. Когда она пропала, я стал следить за такими вещами.

В дверь позвонили. Алла пошла открывать и вернулась с младшей дочерью. Милена взглянула на следователя, бросила в угол свой рюкзачок и удалилась на кухню. Алла извинилась — ей нужно было накормить ребенка. Балакирев встал:

— Да и мне пора… А вы все-таки попробуйте вспомнить, с кем общалась старшая дочка. Не может быть, чтобы у нее вообще не было приятелей.

Он попросил разрешения сделать один звонок. С трудом дозвонился до своего помощника и велел ему проверить — нет ли среди актеров студии девушки по имени Диана. Или, возможно, кто-то слышал это имя от Ольги Ватутиной. Помощник как раз собирался посетить репетицию этой студии в здании кинотеатра на Измайловском бульваре. Балакирев спросил, не приезжал ли Мулевин.

Оказалось — не приезжал и не звонил.

Кладя трубку, следователь никак не мог отвязаться от картинки, которая всплывала у него перед глазами. Белокурая девушка скорчилась на двуспальной кровати, покрытой сиреневым атласным покрывалом. Рядом — почти опустевший графин с водой Девушка борется с жаждой, искушением выпить всю воду. Ее терзает голод. И все-таки она не встает и не выходит из квартиры, хотя в любой момент может это сделать. Она продолжает терпеть эту пытку, тем более ужасную, что она не знает, когда все это кончится. Может быть, завтра. А может — только через несколько дней… «Если она вытерпела такое — то была способна на многое, — думал Балакирев, прощаясь с Аллой и Виктором. — Кто ее знает? Может, и нацелилась на сейф».

— Шмагин Юрий Иванович, — представился помощник следователя. Ему навстречу протянулась крохотная, почти детская рука, которая на ощупь оказалась горячей и влажноватой.

— Гульчук Ирина Сергеевна, — так же официально откликнулась маленькая горбунья и тут же сменила тон на более доверительный:

— Знаете, я уже сама начинаю верить, что мы поставили проклятую пьесу! Вот и милиция пожаловала! Уже и по району слухи пошли, что убили одну из наших актрис… Хотя Ольга никакой роли не получала.

Что ж… Дурные вести расходятся быстрее хороших.

Ирина Сергеевна сообщила ему, что всего в студии занимается двадцать один человек. Это — по бумажке, то есть те, кто записан. А фактически в спектакле играют пятнадцать человек. Еще трое занимаются декорациями, костюмами и прочими техническими деталями. Это — те, у кого склонность к технике и декоративному искусству явно превосходит артистический дар. А еще трое — на подхвате — подай-принеси…

— Я старалась каждому найти дело, хотя ребята пришли очень разные, — рассказывала она, с гордостью показывая помощнику следователя свое хозяйство — яркие тряпки, коробочки с гримом, куски декораций. Артисты понемногу сходились на репетицию. В сущности, это была не репетиция, а прогон на скорую руку — вечером ребята должны были выступать перед зрителями. Ирина Сергеевна заметила, что могла бы не мучить своих актеров — те и так назубок знают свои роли. Но…

— Знаете, самое страшное в искусстве — это расслабиться, — таинственно заметила она. — Пусть они лучше переутомятся на лишней репетиции, чем провалят спектакль.. А, вот и наша главная свидетельница!

К ним, все еще заметно прихрамывая, приблизилась Наташа. Помощник поздоровался с ней, как со старой знакомой, и та приветливо улыбнулась.

— Как ваша нога? — поинтересовался Юрий.

— Уже намного лучше! — ответила девушка. — А как у вас дела? Вы его… Не нашли еще?

— Да нет пока. Ищем. — Помощник вспомнил о поручении, которое час назад дал по телефону Балакирев, и спросил Ирину Сергеевну, нет ли среди актрис девушки по имени Диана. Та моментально, даже не задумавшись, ответила, что девушки с таким именем у них нет. Она бы запомнила, уж она-то всех своих актеров знает наперечет.

Наташа подтвердила ее слова:

— Нет и не было. И даже не записывалась такая, правда, Ирина Сергеевна? Хотя я вроде недавно слышала это имя… — Она вдруг прикусила нижнюю губу и нахмурилась.

— От Ватутиной? — оживился помощник следователя.

— Нет, — сказала она после секундной паузы. — Точно не от нее. А может, я вообще ошибаюсь.

Остальные актеры, с которыми ему пришлось беседовать, отвечали то же — никакой Дианы у них не было, от Ольги это имя не слышали О самой Ольге говорили сдержанно. Тем более сдержанно, что сейчас все уже знали о ее смерти. Об этом всех известила Наташа, когда приехала на спектакль после разговора с Балакиревым.

— Так ее жалко, — сказала одна девушка, которая играла совсем мизерную роль в массовке. — Она была такая милая… Одолжила мне денег, когда я сказала, что мне негде взять…

После подробных расспросов выяснилось, что этой девушке нечем было оплатить очередной месяц обучения на курсах парикмахеров. Она случайно упомянула об этом при Ольге, невесело пошутила, что, видно, придется полностью переквалифицироваться в актрисы. И тогда Ватутина щедро предложила свою помощь.

— Сколько же она дала?

— Сто долларов, — робко ответила девушка. — Это так ужасно, потому что… Тридцать долларов я еще осталась ей должна. Я все тянула, тянула, не могла отдать… А она потом совсем перестала к нам ходить… Я и сейчас не могу отдать. Это все так ужасно!