Валерия Вербинина - Девушка с синими гортензиями

– И что ты решила? – спросил Казимир.

– Сколько он заплатит? – поинтересовалась практичная Аделаида Станиславовна.

– Достаточно, – отозвалась баронесса. – Но я теперь не уверена, что все это вообще мне нужно. Во-первых, срок давности, во-вторых, если там и было что-то криминальное, то убийца почти наверняка умер во время войны. Да и вообще в том деле масса сложностей. Пока я сказала Дюперрону, что подумаю над его предложением.

– Значит, «нет»? – спросила Аделаида Станиславовна, которая, помимо практичности, была еще и очень проницательна.

– Мне не хочется оставлять фонд, – коротко пояснила Амалия.

– Михаил может тебя заменить, – предложил Александр.

Баронесса вскинула на него глаза, и сын ответил ей выразительным взглядом.

– Почему бы тебе все-таки не заняться расследованием, – продолжал он. – По крайней мере, мне дело кажется довольно интересным.

– Не знаю, интересное или нет, – заметила Аделаида Станиславовна, – но, если Дюперрон заплатит хорошие деньги, мы сможем тогда не продавать виллу на юге.

Амалия задумалась. Если бы речь шла о ней одной, она бы с легкостью ответила отказом, но Александр недвусмысленно предлагал занять чем-то Михаила, вот это было важнее всего. Старший сын никогда не просил ее о помощи, но его потерянный, неприкаянный вид говорил сам за себя. Кроме того, баронессе было известно кое-что о его семье, точнее, о Лизе и одном из ее кузенов (тот до возвращения Михаила слишком часто захаживал в дом напротив), и она боялась, что это окончательно может добить сына.

– Я обещала дать ответ завтра, – сказала Амалия. – До завтра у нас еще есть время, чтобы все обсудить.

– Думаю, тут нечего обсуждать, – заметила Ксения. – Все зависит от того, хочешь ли ты сама взяться за расследование.

– Да, конечно, – рассеянно ответила баронесса. И, вызвав горничную, попросила нести чай.

– Вам назначено? – спросил секретарь, худощавый брюнет с боковым пробором немыслимой безупречности.

– Нет, – ответила Амалия. – Но меня все равно ждут. Передайте вашему хозяину, что пришла баронесса Корф.

Секретарь поклонился и исчез. Впрочем, вернулся он даже чуть более быстрым шагом, чем уходил.

– Прошу, сударыня… Мсье Дюперрон вас ждет.

Проводив ее до кабинета, секретарь тщательно прикрыл дверь. При появлении Амалии Луи Дюперрон поднялся с места. Это был невысокий, чисто выбритый шатен лет тридцати пяти, с волнистыми волосами и светлыми глазами. Лицо у него было уставшее, лоб прорезали глубокие морщины, которые больше подошли бы человеку лет на двадцать старше.

– Рад видеть вас, сударыня… – Мужчина обошел стол и по-французски учтиво поцеловал гостье руку. – Значит, вы согласны?

– Почему вы так решили?

Дюперрон усмехнулся.

– Иначе бы вы не пришли ко мне, – объяснил он. – В наши дни об отказе принято сообщать по телефону, чтобы не тратить ничье время зря. Так я угадал?

– Вы угадали, – кивнула Амалия. – Главное условие, вероятно, вам уже известно. Я веду расследование, как считаю нужным, а мсье Видаль может мне помогать, и только. Если главной буду не я, а кто-то другой, боюсь, ничем не смогу вам помочь.

– Вы будете главной, – сказал Дюперрон спокойно.

Вслед за тем он взял со стола пухлый конверт и как-то очень ловко вложил его в руку Амалии.

– Это аванс, – тотчас же пояснил Дюперрон. – Я предпочитаю платить наличными, так проще. Впрочем, если вы предпочитаете чек…

– У вас чрезвычайно деловой подход, – сказала Амалия после небольшой паузы.

– Да, – коротко откликнулся ее собеседник. – Прошу вас, присаживайтесь. Я… Может быть, вы хотите что-нибудь выпить? Я бы, кажется, не отказался.

И хозяин стремительным шагом вышел за дверь.

Амалия усмехнулась: «Мог бы вызвать секретаря звонком… но дает мне время, чтобы пересчитать и спрятать деньги». Положительно, новый знакомый занимал ее все больше и больше. В первый раз Амалия встречалась с заказчиком в парке, и при их беседе присутствовал Папийон. Тогда Луи Дюперрон произвел на нее неважное впечатление. Даже не начав расследование, он был совершенно уверен, что речь идет об убийстве, хотя не мог привести ни одного разумного довода, кроме расхожих сплетен из газет десятилетней давности.

Баронесса спрятала деньги, не считая, и стала осматриваться. На стенах кабинета висели увеличенные фотографии, среди которых было несколько раскрашенных снимков из журналов «Моды» и «Театр». На всех фотографиях была одна и та же прелестная женщина с капризными губами и родинкой на правой щеке.

Напротив массивного стола, за которым сидел хозяин, в золотой раме красовалась небольшая картина. Все та же женщина в светлом платье, с легкой улыбкой на губах позировала невидимому художнику, держа на коленях большеглазую комнатную собачку. Амалия подошла, чтобы вблизи рассмотреть картину. Задний план был выписан очень тщательно: окно, занавеска, какие-то статуэтки на столе…

– Пьер Бракмон [8], – произнес напряженный голос за спиной баронессы.

– Что?

– Так зовут художника. Картина называется «Мадемуазель Лантельм у себя дома». Согласен, художник не самый именитый, но… Я принес вам содовую.

– А вон тот портрет – работа Эллё [9]? – спросила Амалия, кивая на застекленный рисунок в рамке.

– Вам нравится Эллё? Согласен, очень мил. Только он почти ее не рисовал. Я нашел только этот рисунок и то не уверен, что изображена мадемуазель Лантельм, хотя и похоже.

– А где же Больдини [10]? – спросила баронесса. – Все-таки именно Больдини написал самый известный ее портрет.

– Картина у меня дома. – Дюперрон повел плечами. – Неудачный портрет, она изображена на темном фоне в черном платье от Дусе, хотя, вообще-то, предпочитала светлые тона. То, как ее нарисовал Ван Донген [11], мне тоже не нравится, я не поклонник современной живописи. Картина Грюна также хранится у меня дома, но художник предпочел изобразить ее в толпе, что было не самым лучшим решением [12]. Думаю, лучше всего ее мог бы нарисовать Грёз [13], но, к сожалению, они разминулись на несколько веков.

Да, это был не кабинет, а храм, в котором поклонялись одной мадемуазель Лантельм, безвременно погибшей в водах Рейна. Всюду, куда ни кинь взор, было ее лицо.

– А мне кажется, – не удержалась Амалия, глядя на сочные каштановые волосы актрисы, – ей бы больше всего подошел Ренуар. Она была вполне в его вкусе.

Дюперрон поднял брови:

– Собственно говоря, она очень хотела, чтобы тот ее нарисовал. Но старик отказал ей под каким-то надуманным предлогом.

– Жаль, – вздохнула Амалия. – Мсье Дюперрон, я должна попросить вас кое о чем.

– Вы хотели бы увеличить сумму аванса? – спросил Дюперрон, испытующе глядя на собеседницу.