Екатерина Гринева - Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение

– Пироги я приготовлю завтра. Вы тоже приходите. Если сможете…

– Смогу, – усмехнулась я. – Почему не смогу. Я же двужильная курва, как меня только что назвали.

– Я ему! – замахнулся Егорыч.

– Я щас в милицию позвоню, – рассудительно сказала Тамара, снимая платок с головы. – Егорыч! Ты оставайся здесь. А я пойду звонить.

– Пусть скорее выезжают.

– Пусть попробуют вовремя не приехать, – низкий голос Тамары не предвещал ничего хорошего тем, кто не будет слушаться «царицы Тамары».

– Тамарка! Она такая, – с восхищением сказал сосед. – Порядок быстро наведет. У нее не забалуешь. Ее надо старшей по дому сделать, тогда у нас дом сразу образцово-показательным станет.

– Никто не возражает, Егорыч. Я первая буду подписи за нее собирать. Хоть завтра.

– Эх, Тамарка! – голос старика подозрительно задрожал. – Вернулась! – и губы раздвинулись в улыбке. Он достал клетчатый платок и промокнул глаза.

– Слушай, когда у вас юбилей совместной жизни?

Егорыч зашевелил губами, припоминая.

– Через две недели. Cвят! – испуганно ойкнул он. – Точно!

– Вот и погуляем, Егорыч! Погудим!

– Ты сама-то в порядок приди.

– Непременно, Егорыч! Постараюсь быть самой красивой на твоем юбилее. После «царицы Тамары».

С Беляковым мы встретились в нашем любимом кафе. Он взял пиво и сел, сердито глядя на меня.

– Ну, Ром, – жалобно заныла я. – Понимаю: кругом виновата. И прощения мне нет. Полезла, куда не надо. Ром! Ну не сердись, пожалуйста!

– Попробую. – Он подался вперед. – Ну ты и напортачила!

– Знаю, знаю, – скороговоркой произнесла я.

– Кириллов уже во всем признался. – Беляков качнул головой. – Как на него нажали, так он и раскололся. Даже рыдать начал, чего уж я совсем не ожидал. Типа он несчастный и мстил всем женщинам. От него жена ушла… На нем убийство пятерых девушек. Трех он убил, как выразился, из «мести». А двоих, уже спасая свою шкуру.

– Ермолаеву и Писареву?

Беляков кивнул.

– Ермолаева с Кочкиным еще та парочка была. Так и думали его шантажировать до конца.

– Они хотели вместе за границу уехать.

Беляков сделал большой глоток пива.

– Короче, этот маньяк Кириллов знакомился с девушками, доводил их до «интимных комнат», там к шампанскому или вину подмешивал им в питье транквилизаторы и начинал, – Ромка выразительно сделал жест рукой, – до конца бабу иметь. Ему доставляло удовольствие видеть, как она умирает, а он ее…насаживает. Садист хренов, мать твою! Потом он тихонько выскальзывал из комнаты и сматывался. Первый раз он дозу не рассчитал, поэтому девчонка домой доехала и уже дома умерла. Жуткое отравление было всего организма. Не удалось ее спасти. Она толком и сказать ничего не могла – стыдно было признаться, где была, – первый раз в клубе. Дурочка, одним словом! – махнул рукой Беляков. – Двух других он уже «со знанием» убирал. Во второй раз, когда в клуб нагрянула милиция, стали разбираться: что и как. Клубу, как я понимаю, удалось отмазаться за большие деньги. Когда же произошло третье убийство, сотрудникам клуба удалось вывести мертвую девушку за пределы клуба. Но кто-то их спугнул, и они выбросили тело недалеко от клуба.

Я неожиданно вспомнила рассказ Василия, гулявшего с ирландским сеттером Джимом около клуба, как один раз поздно вечером он видел пьяную девушку, которую вели под руки двое мужчин, и при этом она была как неживая. Теперь я поняла, что он имел в виду.

– Оля Снежко, Диана Шаблина и Вера Самсонова – жертвы этого маньяка. И чего они туда поперлись. – Беляков отпил еще глоток пива.

– Чего пьешь на голодный желудок? Давай салат закажу.

– Не надо. Интуиция у Кочкина, как у собаки. Они же с Ермолаевой договорились встретиться у нее и пойти в ресторан – отпраздновать Новый год. Но решил позвонить сначала Кириллову. Тот как-то странно с ним разговаривал, это по словам Кочкина, и тот передумал ехать на свидание. Он названивал своей любовнице, но та не подходила к телефону; Кочкин запаниковал и засел в квартире у одного своего знакомого. Он не знал, что делать, но понимал, что если вычислят Кириллова, то ему тоже достанется. И поэтому решил убрать тебя: ты же видела его с ним.

– Ром! – я повертела головой. – Я вообще об этом эпизоде забыла.

– А он помнил, – усмехнулся Беляков. – И даже натравил Кириллова на тебя. Сказал, что у тебя есть вся информация. Он вообще решил замести все следы и одним махом убрать тебя и Игоря Аниканова. Кочкин понимал, что Кириллов объявил на него охоту, и вряд ли он сможет спокойно уехать за границу. Ему важно было перевести стрелки на вас, а потом в суматохе улизнуть. Но не получилось…

– Ром! У тебя, часом, не внезапные праздники нагрянули, и ты сидишь на мели? – спросила я. – Давай я тебя угощу. Как-никак ты мой спаситель. Посадил Кочкина.

– Твой спаситель – сосед. Я действительно немножко на мели. Но по другим причинам. У моей тещи сестра в Питере умерла и оставила ей квартиру. Там же, конечно, цены не как в Москве, но на однокомнатную в Ближнем Подмосковье потянет.

– Так… – с расстановкой сказала я, начиная догадываться, куда клонит Ромка.

– И мы куплю-продажу затеяли. Теща для виду упирается, капризничает, требует то лоджию светлую, то парк чтобы из окна был виден. Ну, я думаю, мы ее уломаем. Так что деньги на ее переезд нужны.

– Дело благое! А салатом я тебя все-таки угощу.

– Тогда лучше селедочку под шубой. Давненько ее, родную, не ел.

– Без проблем. Заодно и две стопочки водки. За твой будущий переезд.

Беляков махнул рукой и рассмеялся.

– Ну давай. Я не на работе и не при исполнении служебных обязанностей. А за такое дело – грех не выпить.

– Вот и я о том. Только сейчас позвоню подруге и попрошу ее вместо меня к одному хорошему человеку в больницу съездить. К Диме Панину.

– Давай. Как он?

– Идет на поправку.

– Кириллов вышел на него с помощью все того же Мишки. Тот следил за каждым твоим шагом и доложил Кириллову о Панине в надежде, что Кириллов в конце концов учтет его «заслуги» и не станет преследовать, отступится.

– Ну вот еще один повод выпить – за здоровье хорошего человека, – сказала я.

– Не буду спорить. И где же твоя обещанная выпивка с закуской?

– Какой ты, Беляков, нетерпеливый. Бегу, бегу!

Больше всего на свете я боялась опоздать. Еще никогда я не гнала машину на такой скорости; два часа назад мой шеф сказал, что Эрнст Кляйнц уезжает в Швейцарию.

Я неслась по Москве, подрезая улицы, влетая в сонно-тихие переулки, нетерпеливо сигналила в пробках и обгоняла машины на свой страх и риск.

Мне казалось, что моя машина едет слишком медленно, хотелось пересесть на ковер-самолет; на худой конец, меня бы устроил и вертолет.

Игорь еще был здесь, в Москве, но я ему не звонила, он мне – тоже.