Виктор Пронин - Человеческий фактор

– Я слышал, его мог спасти даже нынешний студент третьего курса... Тогда еще не умели животы вспарывать.

– Что-то ты непочтительно о поэте говоришь.

– Я не о поэте, я о животе.

В этот момент раздался телефонный звонок. Михась словно ждал его – рванулся к мобильнику.

– Да! Слушаю! Говорите!

– Это Паша? – спросил вкрадчивый голос.

– Какой к черту Паша! – и Михась отключил связь.

– Что ты наделал?! – заорал Алик. – Это же ты – Паша! А он – Наташа! Совсем мозги проел!

Михась помолчал, угрюмо глядя в стол, покаянно развел в руки в стороны, дескать, что же делать, пролетал, промахнулся, оплошал. Сам вижу, что виноват.

– Авось не дурак, авось поймет и еще позвонит. Вот видишь, – облегченно произнес Михась, беря в руку затрепыхавшийся, как пойманная рыбешка, мобильник. – Да! Паша на проводе! Слушаю внимательно.

– Наташа беспокоит, – Анпилогов улыбался где-то там, во враждебном, вибрирующем пространстве. – Как поживаете?

– Телевизор смотрим.

– Опять смехачи-хохмачи куражатся? – спросил Анпилогов.

– Какие смехачи, какие хохмачи! Тут на экране столько кровищи... Хлебать – не перехлебать. Твою мать!

– Стихами заговорил? – усмехнулся Анпилогов.

– Заговоришь...

– Докладываю обстановку... Все прошло по плану.

– Не понял? – В голос Михася начала просачиваться жизнь, до этих слов он разговаривал голосом совершенно мертвым, голосом без цвета, запаха и вкуса.

– Осознавай, осознавай, Михась. Все, о чем мы договаривались, остается в силе. Повторяю, – Анпилогов понимал, что Михась все еще в оцепенении. – Установка прежняя, как выражается могущественный экстрасенс. Позвонит заказчик – у вас одно на уме. Деньги. Задание выполнили, все прошло просто замечательно, пора, дескать, мужик, расплачиваться. Вот ваша позиция. Как мы и договаривались, голос у тебя должен быть унылым, слегка перепуганным, но при этом в нем должна присутствовать хорошая такая, обильная доза алчности. Гони, мужик, деньги! Не то и до тебя доберемся.

Михась молчал.

Молчал и Алик, глядя на приятеля горящими от неизвестности глазами. Он не слышал, что говорил Анпилогов, но по выражению лица Михася понял, что все не так страшно, как им казалось несколько минут назад, не так безнадежно, не так беспросветно. Он даже ладонью рот себе закрыл, чтобы вырвавшимся вопросом не сбить разговор с Анпилоговым, и только глаза, полные надежды глаза выдавали, как тяжело ему сдерживаться в эти минуты.

– Это что же получается, уважаемый Иван Иванович, – с обиженной церемонностью проговорил Михась... – Это все была комедия?

– Какая комедия! – на этот раз сорвался Анпилогов. – Это была тяжелая, смертельно тяжелая работа! Понял?! А вам с Аликом досталась легкая прогулка по солнечной полянке...

– Ни фига себе полянка! – вырвалось у Михася.

– Я был на этой полянке, видел ее, тоже прошелся по живописным зарослям... Да, там растут не только лесные цветочки, не только голубенькие незабудки... Там есть и побеги крапивы, и молодняк канадского клена... Но сути это не меняет... Пришлось вам, конечно, поволноваться две-три минуты... Но, в общем, с заданием вы справились, за что выношу искреннюю благодарность от правоохранительных органов.

– Как говорится в таких случаях – вам зачтется... Я правильно понимаю?

– Если бы ты, Михась, что-нибудь понимал неправильно, я бы с тобой не связывался. И так, видишь, связался.

– Мы с Аликом спим спокойно?

– Спать спокойно можно только на кладбище... А нас ждет работа. Напряженная и, не побоюсь этого слова, творческая. Все впереди, как говорят классики отечественной литературы.

– Опять придется стрелять? – Это были самые дерзкие слова, которые позволил себе Михась. И Анпилогов заметил эту его робкую дерзость.

– Слушай, Михась, меня внимательно и не говори потом, что не слышал... Хочу поделиться заветным...

– Люблю слушать заветное, – опять показал зубы Михась. То потрясение, которое они перенесли с Аликом во время телевизионного репортажа с места преступления, еще не отпустило его, еще требовало мести за испытанный ужас.

– Ха! – произнес Анпилогов. – На твоем месте я бы вел себя почтительнее.

– Учту.

– Учти, пожалуйста. Единственное, что может спасти сейчас вашего заказчика...

– А он что, в опасности?

– Михась, если ты не заткнешься, то заткнусь я. Выбирай.

– Виноват, молчу.

– Единственное, что может спасти заказчика, это ваша с Аликом смерть. Только если он вас обоих порешит... Или, как ты выражаешься, завалит... Только в этом случае он может выскользнуть из моих теплых объятий. Поэтому говорю открытым текстом... Будьте осторожны. Могу сказать еще откровеннее – берегитесь. Он вас знает...

– Мы его тоже!

– Михась... Самое страшное, что может случиться... Для вас самое страшное... Это если он догадается о вашем знании. Упаси боже намекнуть, что знаете, кто он, что можете его опознать, что вам кое-что известно. Думаю, еще один пистолет у него найдется. И патроны в нем будут настоящие. Боевые. А у вас с Аликом рисковый образ жизни.

– Это как понимать?

– Есть такое понятие – жизнь в области риска. Наркоманы, девушки легкого поведения...

– Проститутки? – уточнил Михась.

– Я не употребляю этого слова. И вам не советую.

– Почему?

– Оно несправедливое. Продолжу... В эту рисковую группу входят пьяницы, воры, бомжи... К какой категории относитесь вы с Аликом, решайте сами. Может быть, даже ни к одной, но с некоторыми вы находитесь в опасной близости. Поэтому избавиться от вас... Даже человеку со средними криминальными способностями... будет не очень сложно. Он это знает, я знаю, теперь и вы с Аликом знаете.

– Простите, Иван Иванович...

– Не надо возражать. Я не спорю. Я ни в чем не убеждаю, не переубеждаю. По моим наблюдениям, еще ни один спорщик не убедил собеседника в своей правоте. Тот может согласиться со спорщиком, но при этом останется при своем мнении. Поэтому я ни с кем не спорю. Ни о чем. Но как человек честный и порядочный, всегда делюсь истиной, которая мне открывается. Это условие, которое поставили передо мной высшие силы. Они иногда делятся некоторыми соображениями... Я со своей стороны, с их разрешения, естественно, предупреждаю ближних об опасности.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

– Нам уехать, спрятаться, затаиться, исчезнуть?

– Ни в коем случае. Я же сказал, Михась, ваша жизнь должна продолжаться без видимых перемен. Чтобы ни одна знакомая собака, ни одна знакомая кошка... Ты понимаешь, о каких собаках и кошках я говорю?

– Догадываюсь.

– Вот и хорошо... Так вот, чтобы ни одна из этих симпатичных тварей не догадалась, что с вами что-то произошло, что с вами что-то случилось, и так далее. Я доступно выражаюсь?