Виктор Пронин - Божья кара

И Амок решительно шагнул к двери. Как он и предполагал, она была заперта изнутри.

– Очень хорошо, – пробормотал он и, вынув из кармана заранее изготовленную и уже использованную этой ночью отмычку, без труда сдвинул щеколду в сторону. Легонько потянул дверь на себя. – Очень хорошо, – повторил Амок и включил слабую лампочку в коридоре. Тусклый свет никого не потревожил и в то же время давал возможность Козлу увидеть его в проеме двери, когда он эту дверь откроет.

И он ее открыл.

Она не скрипнула – он сам позаботился об этом, когда ему позволялось входить в это скромное помещение, – смазал петли машинным маслом.

Амок сделал шаг и оказался в комнате. Матрац простирался прямо от его ног. На матраце разметались Наташа и рыжий Козел. Друг друга они не касались, видимо, натешились, хмыкнул про себя Амок и тихонько похлопал Козла по ноге. Этого оказалось достаточно – Козел тут же вскинулся, приподнялся на локтях, непонимающе уставился на Амока.

– Есть разговор, – прошептал Амок и сделал знак рукой – дескать, следуй за мной, но тихо. И вышел в коридор, не дожидаясь, пока Козел прикроет срам и поднимется, вышел в полной уверенности, что тот все-таки выйдет следом.

Все так и получилось.

Козел не просто последовал вслед за Амоком, но и прихватил с собой штаны и черную майку – видимо, уже не верил, что этой ночью вернется в каморку. Амок бесшумно закрыл за ним дверь в комнату, потом дверь во двор.

Из темноты на свет слабой лампочки вышел Саша. Помните? Сто девяносто два сантиметра роста и косая сажень в плечах, как выражались классики.

– Это помнишь? – спросил Амок у Козла, беря со стола смертоносные горлышки от бутылок.

– Ну? – Козел явно оробел.

– Тогда пошел вон.

– Но так не делается... Это же ни в какие ворота...

– Саша, – повернулся Амок. – Оно меня обижает...

– Кто? – прогудел Саша. – Вот это Апполонио?

– Штаны наденешь на улице, пидор позорный, – прошипел Амок в ухо Козлу. – И не забудь калитку закрыть. С той стороны. Понял?

– Не надо бы так, Амок...

– А как надо?

– Хочешь, я скажу тебе одну вещь? Не ты здесь главный... И не я. Поэтому мы могли бы поговорить спокойнее... Без пидоров позорных...

И в этот момент во всем блеске проявил себя Саша. Он спокойно и даже величественно отодвинул Амока в сторону, взял из рук Апполонио его штаны и майку с голой Наташей на груди, ухватил за ухо, как нашкодившего щенка, и не то повел, не то поволок к калитке. Распахнув ее ударом ноги, он вывел Апполонио на улицу и, не обращая внимания на проходившую стайку коктебельской рано созревшей молодежи, подтащил его к своей машине.

И сказал:

– Однажды в этой машине мне пришлось в Симферополь везти труп. Он рядом со мной сидел. Меня трижды останавливали гаишники. И я им говорил, что, дескать, мужик перебрал. И я доставил труп куда надо. На кладбище. Теперь знаю, как это делается. Веришь?

– Ну, вообще-то, вроде того, что... Как скажешь...

– Слушай меня, Апполонио...

– Вообще-то меня зовут Антоном.

– Это папа с мамой назвали тебя Антоном. А здесь у тебя кличка, более подходящая... Апполонио. То есть оно. Мой тебе совет... Линяй. Вообще линяй отсюда.

– Я перед кем-то провинился?

– А зачем мне это знать? Я посоветовал, а ты поступай как знаешь... Вот твои штаны... А маечку с Наташей на груди изымаю. Заметано?

– А как я объясню? Ведь это ее подарок...

– Скажи – пропил.

– Я не пью.

– Боже... И в этом ты неполноценный.

– А в чем еще? – освоившись, поняв, что самого страшного с ним не случится, Апполонио явно начал дерзить.

– Не знаю, но уверен, что есть в тебе порча. Вали отсюда. Увижу возле этой калитки – буду бить. По морде. Не отвечай мне ничего – береги себя. Молчаливые дольше живут.

Вернувшись во двор, Саша увидел, что пакета на столе нет. Толкнув дверь в Наташину каморку, убедился, что она заперта изнутри, и с легким сердцем вернулся к своей машине. Апполонио он обогнал уже у почты. Проезжая мимо, с силой нажал на клаксон. Парень вздрогнул, отшатнулся, но Саша лишь приветственно помахал ему рукой. Мол, до скорой встречи, дорогой!

Стараясь двигаться как можно тише, Амок закрыл за собой дверь, внес в комнату пакет, расположил на шкафу, на столе ночную свою добычу и, раздевшись, осторожно улегся рядом с Наташей. Через некоторое время она, не просыпаясь, нащупала его в темноте и, положив голову на плечо, затихла до утра. А перед утром, еще в кромешной темноте, легкими срамными касаниями разбудила, и, что делать, ребята, что делать – случилось то, что со многими случается в предутренней темноте, то, что делает нас счастливыми и не забывается никогда. Так и не выпустив друг друга из объятий, они снова заснули и проснулись почти одновременно. Розовые солнечные зайчики, возникнув на скошенном потолке, начали медленно, со скоростью солнца, передвигаться по стене, потом соскользнули на диван, коснулись подушек, коснулись Наташиных ресниц...

Открыв глаза, она некоторое время смотрела в потолок, потом осторожно высвободилась из объятий Амока, села и только сейчас, взглянув на него, резко отодвинулась...

Проснулся и Амок. Протянув руку, положил ладонь ей на бедро. Наташа не пошевелилась.

– Так это был ты? – проговорила она наконец.

– Почему был... Я и сейчас есть.

– И давно ты здесь?

– С вечера...

– Так мы всю ночь...

– Вроде того.

Наташа долго молчала, оглядывая стены с солнечными зайчиками, которые к тому времени сделались уже золотистыми, кружевными, повторяя узор занавесок. Отдернув ситцевую шторку, Наташа убедилась, что Лиза еще спит, как и спала, видимо, всю ночь, снова задернула занавеску, набросила на плечи халат.

– Хорошо же я набралась вчера... Даже не заметила, как... Похоже, надо завязывать... Если так дальше пойдет... – И тут какое-то яркое пятно чуть в стороне, в углу, привлекло ее внимание – солнечный зайчик, достигнув наконец шкафа, упал на паруса кораблика и, высветив их, сделал почти алыми. На фоне серых обоев, многократно залитых потеками дождевой воды, вздувшихся и перекошенных, на фоне желтоватых разводов и пятен от висевших когда-то здесь рамок, настенных часов, чьих-то фотографий и прочих следов чужой жизни паруса выделялись ярко и празднично.

– Ни фига себе, – пробормотала Наташа и, вскочив с дивана, на ходу запахивая халат и завязывая узел на пояске, подошла к шкафу. Подняв руку, она легонько, кончиками пальцев, коснулась парусов. – Ни фига себе, – повторила она и обернулась к Амоку. И опять он увидел то, что несколько дней назад поразило его в музее Грина, – ее глаза были полны слез. Она не плакала, нет, просто глаза ее были наполнены слезами. – Твоя работа? – каким-то смазанным голосом спросила она.

– Саша помог.

– Так. – Наташа подошла к столу, сдвинув табуретку, присела, подняла глаза и...