Виктор Пронин - Божья кара

– Кого его?

– Мы с тобой ищем одного человека. И очень даже может быть, что его возьму я... На этой неделе.

– И доставишь ко мне?

– Как получится, Олег Иванович, – уклонился Андрей от обещания. – Как получится, – повторил он. – Сопоставь с отпечатками, которые уже есть в деле. Пусть твои ребята обратят внимание, нет ли у него какого-либо изъяна на правой руке. И в твоих отпечатках, и на этой бутылке.

– Хочешь сказать, что тебя можно не подозревать?

– Все это мы с тобой уже проговаривали... Повторяешься, Олег Иванович. Это нравственно?

– Очень глупый вопрос. Очень глупый. Согласен?

– Поясни.

Следователь долго молчал, глядя на бутылку в пакете, повертел ее, осторожно взяв за горлышко, вернул в прежнее положение, исподлобья взглянул на Андрея.

– Не хочу. Скучно мне тебе это объяснять. Сам все знаешь. Он двадцать шесть раз пырнул ребенка ножом, а я буду думать, достаточно ли я деликатен? Достаточно ли воспитанно себя веду? Не нарушаю ли какого-то там пункта, какой-то там статьи, какого-то там закона?! Да я ему пальцы по одному буду рубить, пока не признается! Я ему отрежу все, что у него выступает из тела, понял?! А ты мне что-то тут о нравственности вякаешь?!

– Вякаю, – покорно кивнул Андрей. – Ты это... Олег Иванович... Не тяни с отпечатками, ладно? Даже не дни – часы решают.

После своих же взвинченных слов следователь не сразу смог говорить. Он еще какое-то время молча смотрел в окно, на свои побелевшие от напряжения кулаки.

– Сиди здесь, – наконец сказал он и, взяв бутылку за горлышко, вышел из кабинета, так хлопнув дверью, что из щелей дверной рамы медленно поползла известковая пыль. Вернувшись минут через десять, он уже осторожно прикрыл дверь, сел за стол, положил кулаки на стол и опять уставился в окно.

– И что? – спросил Андрей.

– Результаты будут сегодня. Через час. Дождешься?

– Дождусь.

– Так ты что, пил с ним? Уж коли бутылку принес... – пояснил свой вопрос следователь.

– Олег Иванович... Ты вот сказал недавно, что всех подозреваешь... Я тоже. Не хочу, чтобы ты рубил пальцы случайному человеку. Вот когда будешь точно знать – руби. И отрезай у него все, что тебе покажется лишним, что ему больше не пригодится в жизни.

– Ладно, Андрей, ладно... Не возникай. Это же был поэтический образ.

– Хороша тут у вас поэзия! – восхитился Андрей. – И поэты, видимо, тоже на уровне?

– Сказал же – не возникай. Ребята вплотную занялись твоей бутылкой. Через час обещали положить результаты на стол. Сопоставят, сравнят, сличат и доложат все, как есть. Ты скажи мне вот что... Чую я старым своим собачьим чутьем, что ты унюхал след... Признавайся.

– Не то чтобы след, не то чтобы унюхал...

– Остановись, Андрей, – Олег Иванович поднял ладонь. – Не надо мне на уши вешать макаронные изделия. Давай подключим моих ребят... Один в поле не воин... Каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое, как сказал поэт Есенин.

– Маяковский, – уточнил Андрей.

– А какая разница? – удивился следователь. – Поэт, он и есть поэт. Стихотворец. Создатель рифм и образов. Дай бог им всем творческой удачи и всенародного признания. А по мне так есть один поэт, которого можно читать с пользой для души, тела и умственного развития.

– Это кто же?

– Георгий Мельник. Слышал о таком?

– Вот с ним-то я и распивал эту самую бутылку!

– Так ты его подозреваешь?! – ужаснулся Олег Иванович. – Это его отпечатки на твоей бутылке?!

– Это он! – радостно вскричал следователь и вскочил, сверкая ожившими глазами. – Это Жора Мельник! И ты посмел его заподозрить?!

– Всех, так всех, – пожал плечами Андрей.

– И ты посмел...

– Ладно, Олег Иванович... С Жорой все в порядке. Я пойду погуляю по Феодосии, может, к Айвазовскому загляну... Через час буду здесь... Годится?

– Жду. И это... Прихвати чего-нибудь... Вдруг ребята мои с хорошей новостью придут, надо их чем-то порадовать в этой жизни, полной смертельной опасности и кровавых маньяков.

– Тут уж маленькой не отделаться, – усмехнулся Андрей. – Если удача, скупиться негоже.

– Как приятно общаться с умным человеком! – искренне воскликнул Олег Иванович.

Когда Андрей, побродив по прожженной солнцем Феодосии, помаявшись в пыльной и запущенной галерее Айвазовского, съев водянистый пломбир, пришел к следователю, то застал того в довольно странной для его должности позе. Олег Иванович сидел на стуле, стоявшем на двух задних ножках – спинка стула упиралась в стену, руки он закинул за голову, а блуждающий взгляд его был устремлен в потолок.

– Входи, Андрей, – произнес он. – Располагайся, будь как дома, но не забывай, где находишься.

– Судя по твоей безмятежности, результаты у ребят не самые худшие?

– Коньяк принес?

– Как было велено.

– Это был всего лишь добрый совет. Заметь, я не спрашиваю, какова емкость бутылки, которая плещется в твоей сумке. А почему? А потому что, какова бы ни была емкость, мои ребята заработали больше. – Следователь оттолкнулся от стены, и стул его наконец стал на все четыре ножки.

– Боже! – воскликнул Андрей. – Неужели что-то с чем-то совпало?

– Докладываю обстановку. Пока без выводов. Поскольку ты не все мне говоришь, то выводы будешь делать сам. Человек, который держал в руках принесенную тобой бутылку, бывал в доме Светланы. Неоднократно. Это хороший вывод?

– Очень даже неплохой, – кивнул Андрей, пытаясь в уме совместить все сведения, которые у него скопились.

– Идем дальше. Теперь об особенностях правой руки... Они присутствуют и на твоей бутылке, и на отпечатках, которые нам удалось обнаружить в квартире Светланы. Ты можешь назвать всех, кто тискал твою бутылку?

– Да вроде, как бы того, что... Не так уж много этих людей.

– Начинай с себя... Ты брал ее в руки?

– Не могу точно сказать, но коньяк из этой бутылки пил.

– Это уже кое-что... – кивнул следователь.

– А что там с правой рукой-то?

– Понимаешь, что произошло... О недостатках правой руки неизвестного нам человека мы не знали. Не засекли на тех отпечатках, которые у нас были. Но ее особенность хорошо видна на твоей бутылке. И когда мои ребята с новой силой всмотрелись в первые отпечатки... они эту особенность обнаружили и описали. Ты догадываешься, о чем идет речь?

– Фаланга?

– Да. На мизинце правой руки не хватает третьей фаланги. От этого палец выглядит заметно короче. Вначале мои ребята подумали было, что эта самая третья фаланга просто плохо отпечаталась. Теперь же они в свои заключения внесли существенную поправку – фаланги нет вовсе. Ты давно это знал?