Патриция Хайсмит - Те, кто уходят

Коулмэн прибыл из Рима за день до похорон и оставался еще три дня. За эти-то три дня Рэй и успел упаковать вещи, и свои и Пэгги, уладил дела со счетами, написал кое-какие письма и договорился об отмене аренды со своим хозяином лордом Деккардом, находившимся на тот момент в Мадриде, так что вопрос пришлось решать по телефону. И все это время Коулмэн, пришибленный и молчаливый, бродил по дому, и уже тогда Рэй замечал, как поджимались от злости его и без того тонкие губы. Рэю вспомнилось, как однажды, зайдя в столовую, чтобы спросить о чем-то Коулмэна (Коулмэн отказался взять себе комнату и спал на софе в столовой), он увидел в руках у Коулмэна тяжелую тыквовидную керамическую лампу. Рэю на мгновение показалось, что Коулмэн собирается запустить ею в него, но тот поставил лампу на место. Рэй спросил Коулмэна, не хочет ли он съездить за сорок километров в Пальму проследить за отправкой своих вещей. Коулмэн сказал, что нет. На следующий день Коулмэн улетал из Пальмы обратно в Рим, к своей теперешней любовнице Инес. Рэй никогда не видел ее. Она пару раз звонила Коулмэну на Мальорку, и его вызывали на переговорный пункт, поскольку в доме не было телефона. У Коулмэна никогда не переводились женщины, и Рэй никак не мог понять, чем же он их так привлекает.

Рэй осторожно скользнул в постель, боясь растревожить раненую руку. Плохо, конечно, что Коулмэн будет не один, а в компании Инес и этого итальянца Антонио. Рэй никогда не видел его, но почему-то очень хорошо представлял себе — тощенький, слащавый юнец, аккуратно одетый, вечно без денег, живет на содержании у Инес, а возможно, когда-то и был ее бойфрендом. Сама Инес, должно быть, лет сорока с небольшим, возможно, вдова, обеспеченная, быть может, тоже художница, и наверняка плохая. Возможно, в Венеции ему и удастся поговорить с Коулмэном наедине, сказать ему откровенно, что он не знает, почему Пэгги покончила с собой. Если ему удастся заставить Коулмэна поверить в это и разубедить его в том, что он, Рэй, якобы что-то скрывает от него, тогда… И что тогда? Рэй понял, что устал и больше не хочет думать об этом.

На следующее утро он заказал билет на ночной рейс в Венецию, отправил телеграмму в «Пенсионе Сегузо», что на набережной Дзаттере, с просьбой зарезервировать для него комнату и сделал четыре телефонных звонка в художественные галереи Рима и художникам, с которыми у него были назначены две встречи. Ему сразу же удалось заручиться согласием некоего Гилельмо Гуардини, славившегося своими поистине фантастическими пейзажами, выполненными в мельчайших деталях. И хотя договоренность эта была достигнута устно и не скреплена никакими подписями, у Рэя повеселело на душе и он по-настоящему обрадовался. Теперь он может сообщить своему партнеру Брюсу, что вовсе не обязательно открывать в Нью-Йорке «Галерею скверного искусства». Эта идея, выдвинутая в качестве последнего резервного варианта, принадлежала Рэю и заключалась в том, что, если им не удастся пригласить хороших художников, они выставят самых худших, и люди будут приходить к ним посмеяться и даже приобрести себе что-нибудь в пику тем, кто коллекционирует только «самое лучшее». «Все, что нам нужно, — это сидеть и ждать, — сказал Брюс. — Будем брать только самое худшее, и главное — никому ничего не объяснять. Вовсе не обязательно называть ее «Галерея скверного искусства», можно назвать, например, галерея «Ноль». Народ быстро схватит идею». Они смеялись, обсуждая это на Мальорке, куда Брюс приезжал к нему на лето.

Когда он после проведенного в одиночестве ужина заехал в отель забрать чемодан, никаких сообщений о телефонных звонках для него не поступало.

Самолет высадил пассажиров в холодную черную мглу в половине четвертого утра, и Рэй сразу обнаружил, что автобусов на этот час нет — только лодки. Лодкой оказался довольно вместительный катер, быстро заполнившийся молчаливыми, важными англичанами и белокурыми скандинавами, прозябавшими здесь в ожидании задолго до посадки самолета Рэя. Катер отчалил от пирса, проворно развернулся в нужном направлении, проседая кормой, словно навьюченная лошадь, и с ходу взял полную скорость. Бодренькая тихая музыка негромко лилась из динамика, только в этот ранний час никого не могла взбодрить. Безмолвные, бледные пассажиры смотрели вперед, словно увозимые на место казни. Катер высадил их у аэровокзала «Алиталия», неподалеку от пирса Сан-Марко, где Рэй намеревался пересесть на вапоретто [3] Вапоретто — пароходик, речной трамвайчик ( ит. ). , чтобы добраться до «Академии». Но прежде чем он успел сообразить, что произошло, его чемодан вместе с остальными уже ехал на тележке в здание аэровокзала. Рэй побежал за тележкой, но застрял в толчее у входа, а когда ему все-таки удалось прорваться, чемодана уже и след простыл. Потом он долго ждал возле стойки, пока двое запыхавшихся носильщиков пытались одновременно обслужить пятьдесят кричащих туристов, требовавших каждый свою поклажу. Когда Рэй наконец получил свой чемодан и вышел из здания вокзала, вапоретто как раз только что отошел от пирса Сан-Марко. Это означало, что теперь придется ждать, и, возможно, долго, но Рэя это не особенно волновало.

— Вам куда, сэр? Давайте донесу, — раздался рядом хриплый голос носильщика в выцветшей синей униформе. Он протянул руку к чемодану.

— Мне нужна «Академия».

— Э-э… Вы только что упустили вапоретто. — Носильщик улыбнулся. — Теперь только через сорок пять минут. Вы куда? Наверное, в «Пенсионе Сегузо»?

— Да, — ответил Рэй.

— Я провожу вас — тысяча лир.

— Grazie. Я доберусь сам. От «Академии» пешком совсем немного.

— Минут десять.

Разумеется, это было не так. Рэй с улыбкой отпустил носильщика и направился к пирсу Сан-Марко. Закурив сигарету, он в ожидании наблюдал за безмолвной гладью канала. На противоположном берегу слабо мерцали огни огромного собора Санта-Мария делла Салюте, да и уличные едва светились. «Не удивительно, — подумал Рэй, — ноябрь — не сезон для туристов». Рэй представил, как Коулмэн, Инес и Антонио спят сейчас где-то здесь в Венеции. Коулмэн и Инес наверняка в одной постели, в «Гритти» или «Даниэли» — если платит Инес. (Коулмэн дал ему понять, что она богата.) Антонио, чью поездку сюда наверняка тоже оплатила Инес, должно быть, спит где-нибудь в более дешевом месте.

К пирсу подошли двое прилично одетых итальянцев с портфелями. Они обсуждали, как открыть платный гараж, и от их присутствия и оживленной беседы Рэю сделалось уютнее, хотя он по-прежнему дрожал от холода и беспомощно оглядывался по сторонам, отыскивая глазами запропастившийся куда-то лоток с горячим кофе. Бар «Гарри» напоминал сейчас пустынную серую могилу из стекла и бетона, а на красном фасаде отеля «Монако» не светилось ни одно окно. Чтобы скоротать время, Рэй выписывал мелкие круги вокруг своего чемодана.