Патриция Хайсмит - Те, кто уходят

Вапоретто выплыл из темной мглы словно желтоватое светящееся пятнышко и, постепенно сбавляя ход, взял курс к пирсу Сан-Марко. Рэй и двое итальянцев смотрели на него как зачарованные. По мере приближения Рэй уже мог разглядеть на его борту пятерых или шестерых пассажиров и невозмутимо красивое лицо человека в белой капитанской фуражке, собиравшегося бросать канат. Взойдя на борт, Рэй купил билет и оплатил багаж. Проследовав мимо «Делла Салюте», пароходик вошел в сужающееся устье Большого канала. Над ним возвышался изысканно и сдержанно освещенный дворец Гритти — всего два мягких приглушенных электрических фонаря над величественными женскими статуями возле самой кромки воды. Все лодки, прибывавшие в «Гритти», должны были причаливать между двумя статуями. Вот и сейчас на приколах здесь покачивались на воде покрытые парусиной две моторки, Рэй разглядел их названия — Са'Corner и Aldebaran. Яркий разноцветный город был погружен в темноту, и лишь кое-где редкие огоньки высвечивали фасады зданий из красного или зеленого камня.

На третьей остановке — «Академия» — Рэй сошел и по широкому мощеному тротуару направился через остров к набережной Дзаттере. Он сократил себе путь, свернув в небольшой изогнутый проулок, напоминавший тупик, впрочем, Рэй прекрасно помнил, что через несколько ярдов должен быть поворот налево, а на одном из домов — голубая изразцовая мемориальная табличка с надписью, что здесь жил и работал Джон Рескин. «Пенсионе Сегузо» находился сразу за поворотом. Понимая, что разбудит портье, Рэй неохотно нажал на кнопку звонка. Через пару минут вниз спустился заспанный старик в накинутой наспех красной ливрее. Он вежливо поздоровался и проводил Рэя на лифте на третий этаж.

Из номера открывался вид на канал Джудекка. Рэй переоделся в пижаму, умылся над ванной — отдельно умывальника не было — и рухнул в постель. Ему казалось, что он очень устал, но через несколько минут он понял, что не уснет. Это ощущение было знакомо ему еще по Мальорке — состояние полного изнеможения, от которого дрожали руки. Единственное, как можно было избавиться от него, — это пройтись. Рэй встал, оделся и вышел из отеля.

Рассветало. Гондольер в синей матроске, нагруженный упаковками кока-колы, неторопливо продвигался по узенькому каналу, а по Джудекке, словно припозднившийся на веселой пирушке и теперь спешащий домой гуляка, пронеслась на полном ходу моторка.

Миновав изогнутую спину моста «Академии», Рэй направился в глубь острова, в сторону Сан-Марко. Он шел по узеньким серым улочкам мимо плотно затянутых витрин, по уютным маленьким площадям — Кампо Морозини, Кампо Манин, — неизменных и знакомых ему, впрочем, не так уж хорошо знакомых, чтобы помнить каждую их деталь. Навстречу ему попалась старушонка с огромной корзиной брюссельской капусты. На пешеходных плитах выведенные краской буквы «Америкэн экспресс» заканчивались стрелкой, указывавшей в сторону офиса. Пройдя по ним, Рэй увидел издали основания огромных колонн на площади Сан-Марко.

Вступив на территорию гигантского прямоугольника площади, Рэй словно услышал ее глубокое дыхание, распространявшееся вокруг него множественными кругами. Слева и справа, пропорционально уменьшаясь, уходили вдаль аркады. Странная робость овладела вдруг Рэем, застывшим на мгновение в неподвижности, но он тут же продолжил путь, почтительно ступая по каменным плитам, отзывавшимся гулким эхом. Стайка потревоженных голубей выпорхнула из своих гнезд над аркадами, и некоторые тут же приземлились на площади в поисках пищи. Они уже больше не обращали внимания на Рэя, проходившего совсем близко, словно его и вовсе не существовало. Рэй углубился под сень аркады. Витрины ювелирных магазинов, тянувшиеся вдоль нее, плотно закрывали чугунные решетки. В самом конце галереи Рэй снова вышел под открытое небо, устремив на этот раз взгляд на сам собор — всякий раз, изучая его, он не переставал удивляться сложности и многообразию архитектурных стилей, слившихся воедино в этом творении. Эта причудливая художественная неразбериха, казалось, была создана для того, чтобы поражать воображение, оставляя в нем глубокий след, и вполне в этом преуспела.

Рэй бывал до этого в Венеции раз пять или шесть, впервые приехав сюда с родителями в четырнадцатилетнем возрасте. Его мать знала Европу гораздо лучше, чем отец, зато тот проявлял больше суровой требовательности по отношению к сыну, заставляя его серьезно изучать Европу и даже прослушивать самолично надиктованные лекции на итальянском и французском. Летом, когда ему исполнилось семнадцать, отец заставил его пройти ускоренный курс французского при школе Берлица в Сент-Луисе. Рэй любил Италию и знал ее города лучше, чем Париж с его старинными замками, которыми так восхищался его отец и которые в детстве казались Рэю ожившими картинками с календаря.

Часы показывали шесть сорок пять, и Рэю наконец удалось найти открытое кафе. Войдя, он направился к стойке. Пышущая здоровьем юная блондинка с огромными серо-голубыми глазами и щечками-персиками собственноручно приготовила ему капуччино. Мальчишка, ее помощник, раскладывал на стеклянные блюда булочки. На девушке было опрятное бледно-голубое платье. Поставив перед Рэем чашку, она заглянула ему в глаза. Этот взгляд, лишенный какого бы то ни было заигрывания или флирта, Рэй отмечал у всех итальянцев любого возраста и пола — он означал, что эти люди просто увидели тебя. «Интересно, — подумал Рэй, — с кем она живет: с родителями или с мужем?» Но девушка быстро удалилась, и он не успел рассмотреть, носит ли она обручальное кольцо, что в общем-то и не особенно его интересовало. Обхватив горячую чашку закоченевшими руками, он лишь ощущал ее присутствие неподалеку за стойкой и, даже не глядя в ее сторону, видел счастливое, полное здоровья личико. Заказав второй кофе и круассан, он заплатил за столик и прошел в уголок к двери, чтобы сесть. Купив газету, Рэй просидел почти час, наблюдая, как постепенно пробуждается город и улицы заполняются спешащими куда-то людьми. Проворный тощий мальчишка в черных брюках и белой курточке без конца сновал туда и обратно, унося куда-то по соседству подносы с кофе и тут же возвращаясь с уже пустыми, залихватски зажав их между пальцами. Хотя на вид ему было лет двенадцать и он, скорее всего, еще учился в школе, он, судя по всему, был страстно влюблен в белокурую хозяйку, а та в свою очередь относилась к нему как к младшему брату, всякий раз ласково трепля его по затылку.

Рэй задумался. Ему предстояло найти Коулмэна и компанию. Вряд ли они наткнутся друг на друга случайно где-нибудь в ресторане или на улице и Коулмэн удивленно воскликнет: «Рэй?! Вот так встреча! Не ожидал увидеть тебя здесь!» Но сейчас было всего восемь — слишком рано, чтобы пытаться разыскивать его по телефону в «Гритти» или где-нибудь еще. Рэй подумал было вернуться в пансион и немного поспать, но потом решил еще немного пройтись. Владельцы сувенирных магазинов и бутиков снимали замки и поднимали жалюзи на витринах, набитых товарами. Рэй засмотрелся на одну из них — взгляд его привлек яркий зелено-желто-черный шарф. Что-то словно кольнуло его, и ему даже показалось, что он заметил шарф, который напомнил ему о Пэгги именно после этого укола. Она наверняка пришла бы в восторг от него, хотя на самом деле Рэй не мог припомнить, чтобы у нее имелся точно такой. Пройдя вперед несколько шагов, он вернулся, решив купить шарф, но магазин еще не открылся. Чтобы скоротать время, Рэй заглянул в бар на той же улице, там выпил эспрессо и выкурил еще одну сигарету. Когда он вернулся, магазин был уже открыт, и он купил шарф за две тысячи лир. Продавщица заботливо упаковала его в симпатичную коробочку и завязала лентой — видимо, думала, что это подарок для девушки.