Филлис Джеймс - Женщина со шрамом

— Если то, что вы нам рассказали, подтвердится, я думаю, вы никак не рискуете им прослыть, сэр, — успокоил его Бентон.

И действительно, если приведенные им факты точны, единственным периодом времени, когда Джереми находился один, были полтора часа между концом занятий с клиентами и его приходом в паб. Полутора часов ему не хватило бы даже на то, чтобы доехать до Сток-Шеверелла.

— Вот теперь мы хотели бы взглянуть на комнату мистера Бойтона, — сказала Кейт. — Я думаю, ее не заперли после его смерти?

— Она не запирается — там замка нет, — ответил Коксон. — Во всяком случае, мне даже в голову не приходило, что ее надо бы запереть. Если вы считали это нужным, вы бы, конечно, мне позвонили. Как я уже не раз повторял, никто ничего мне не говорил, пока вы сегодня не приехали.

— Не думаю, что это так уж важно. Я так понимаю, что туда никто не заходил со времени его смерти? — спросила Кейт.

— Никто. Даже я не заходил. Комната вызывала у меня депрессию, когда Робин был жив. А сейчас я просто не могу ее видеть.

Комната находилась в задней части дома, в конце площадки. Она оказалась большой и светлой, хороших пропорций, с двумя окнами, выходящими на садовую лужайку с центральной клумбой. За садом виднелся канал.

Не входя в комнату, Коксон сказал:

— Простите, что там такой беспорядок. Робин переехал ко мне всего две недели назад и все свои пожитки свалил здесь, кроме тех вещей, что отдал в «Оксфам» [33] «Оксфам» — благотворительная организация с центром в Оксфорде, помогающая голодающим и пострадавшим от стихийных бедствий. или продал в пабе, только я не думаю, что нашлось много желающих.

Комната и вправду выглядела непривлекательно. Слева от двери здесь стоял односпальный диванчик, на который высокой кучей была навалена нестираная одежда. Дверцы гардероба красного дерева были раскрыты, демонстрируя сорочки, пиджаки и брюки, тесно висящие на железных плечиках. У одной из стен Кейт и Бентон увидели с полдюжины больших квадратных ящиков со штампом компании-перевозчика, поверх которых разместились три раздувшихся полиэтиленовых мешка черного цвета. В правом от двери углу — пачки книг и картонный короб с журналами. Между окнами — двухтумбовый письменный стол с ящиками и шкафчиком с каждой стороны, на нем — ноутбук и регулируемая настольная лампа. В комнате неприятно пахло грязной одеждой.

Коксон пояснил:

— Ноутбук — новый. Это я его купил. Предполагалось, что Робин станет помогать нам с корреспонденцией, но он так до этого и не добрался. Мне представляется, что ноутбук — единственная вещь в комнате, которая чего-то стоит. Робин всегда был отвратительно неряшлив. У нас из-за этого даже произошла небольшая ссора перед его отъездом в Дорсет. Я посетовал, что он мог хотя бы вычистить свою одежду до переезда. А сейчас, конечно, чувствую себя подлейшим негодяем. Думаю, никогда уже от этого чувства не избавлюсь. Понимаю — это иррационально, но куда ж теперь денешься?.. Во всяком случае, насколько я знаю, здесь, в комнате — все, что у него есть, и что касается меня, то вы можете копаться во всем этом, сколько вам заблагорассудится. Родственников, которые могли бы возражать, у него нет. Правда, он упоминал как-то об отце, но, как я понял, они не поддерживали никакой связи друг с другом с тех пор, как Робин был мальчишкой. Вы обнаружите, что два ящика стола заперты, но у меня нет от них ключа.

— Не пойму, зачем вам винить себя? — удивился Бентон. — В комнате и правда беспорядок. Ему, разумеется, надо было хотя бы в прачечную зайти, прежде чем к вам переезжать. Вы всего лишь сказали ему правду.

— Но ведь неряшливость не такое уж большое преступление против морали. И, черт побери, какое это все имело значение? Разве стоило из-за этого орать? Ведь я же прекрасно знал, какой он. Наверное, следовало простить другу такую слабость.

— Но нельзя же выбирать слова, исходя из того, что друг может умереть, прежде чем мы успеем исправить свою ошибку, — возразил Бентон.

Кейт подумала, что пора действовать дальше, а Бентон явно склонен развивать тему. Только дай ему шанс, и он устроит квазифилософскую дискуссию об относительности дружеских обязательств и истине. И она сказала:

— У нас ведь есть связка его ключей. Возможно, ключ от ящиков тоже там. Если в них окажется много бумаг, нам понадобится пакет или сумка, чтобы их унести. Я выдам вам квитанцию.

— Вы можете унести хоть все, что тут есть, инспектор. Пошвыряйте все в полицейский фургон. Наймите тачку. Сожгите дотла. Эта комната вызывает у меня жуткую депрессию. Позовите меня, когда соберетесь уходить.

Голос у него сорвался, казалось, он вот-вот разрыдается. Не сказав больше ни слова, он исчез. Бентон подошел к окну и широко распахнул створки. Свежий воздух потоком ворвался в комнату.

— Вам так не будет слишком холодно, мэм? — спросил он у Кейт.

— Нет, Бентон, пусть остается открытым. Разве может хоть кто-то жить таким образом? Похоже, он ни малейших усилий не делал, чтобы комната стала пригодной для жизни. Будем надеяться, что у нас есть ключ от письменного стола.

Определить тот, что им был нужен, не представило трудностей. Он оказался много меньше, чем все остальные на кольце, и легко входил в замки обоих ящиков. Сначала они занялись левым, и Кейт пришлось с трудом вытягивать ящик, застрявший из-за скомкавшейся в дальнем его конце бумаги. Когда же она его с усилием выдернула, на пол посыпались старые почтовые открытки, счета, давний ежедневник, неиспользованные рождественские карточки и целое собрание писем. Бентон открыл шкафчик: он тоже оказался набит до отказа раздувшимися папками, старыми театральными программками, сценариями, рекламными фотографиями; в большом несессере, когда его открыли, они обнаружили старый сценический грим.

— Не станем сейчас разбираться во всем этом, — решила Кейт. — Давайте посмотрим, может быть, нас второй ящик хоть чем-то порадует.

Второй ящик поддался на ее усилие гораздо легче, чем первый. В нем лежали коричневая картонная папка и какая-то книжка. Книжка — старая, в мягкой обложке — оказалась романом Сирила Хэара «Несвоевременная смерть», а папка содержала только один лист бумаги, исписанный с обеих сторон. Это была копия завещания, озаглавленного «Последняя Воля и Завещание Перегрина Ричарда Уэстхолла», с указанием даты прописью на оборотной стороне:

«Засвидетельствуйте мою руку сего седьмого дня июля, две тысячи пятого года».

К завещанию была приложена квитанция об уплате пяти фунтов, выданная Холборнским отделением Высокого суда по наследственным делам. Документ был целиком написан от руки, черными чернилами, прямым, без наклона, почерком, достаточно твердым, хотя в последнем абзаце местами уже слабеющим. В первом абзаце П.Р. Уэстхолл назначал своего сына, Маркуса Сент-Джона Уэстхолла, и дочь, Кэндаси Доротею Уэстхолл, а также своих поверенных — фирму «Кершо Прайс-Несбитт», душеприказчиками. Во втором он выражал желание, чтобы его кремировали в присутствии лишь его семьи, без соблюдения религиозных обрядов и — впоследствии — без поминальных служб. В третьем параграфе, где почерк стал несколько крупнее, говорилось: