Филлис Джеймс - Женщина со шрамом

Они вышли в сад, Кэндаси решительно шагала впереди. Летти, обычно столь же энергичная, как ее спутница, чувствовала себя так, будто ее волокут за собой как тяжкое бремя. Они обыскали сады обоих коттеджей и деревянные сараи в конце каждого сада. В том, что стоял в саду Розового коттеджа, беспорядочно валялись грязные садовые инструменты, разнообразный инвентарь, несколько проржавевших цветочных горшков и связки обмоток из пальмового волокна, беспорядочно брошенные на полку без каких-либо попыток организовать их размещение. Дверь сарая открывалась лишь наполовину, припертая изнутри старой газонокосилкой и проволочной корзиной с растопкой. Кэндаси закрыла дверь, не произнеся ни слова. В противоположность этому сарай в саду Каменного коттеджа представлял собой впечатляющий образец логической упорядоченности. Лопаты, вилы, шланги, сверкающие металлическими частями, выстроились на одной стене, тогда как на полках цветочные горшки стояли по ранжиру, а газонокосилка была так вычищена, что на ней не оставалось и следа от исполнения ее функций. Здесь же, в сарае, стояло удобное соломенное кресло с клетчатой подушкой, которым явно часто пользовались. Контраст между двумя сараями отражался и в состоянии обоих садов. Мог отвечал за сад Розового коттеджа, но интересовали его прежде всего сады Манора и главным образом регулярный сад, которым он ревниво гордился и за которым ухаживал, словно одержимый страстью. В саду Розового коттеджа он делал ровно столько, сколько требовалось, чтобы избежать критики. Сад Каменного коттеджа свидетельствовал об умелом и внимательном уходе. Опавшие листья были сметены и добавлены в деревянный ящик с компостом, кусты подстрижены, земля вскопана, а нежные растения укутаны в ожидании мороза. Припомнив соломенное кресло с промятой подушкой, Летти почувствовала прилив жалости и раздражения. Значит, эта наглухо закрытая хижина, где воздух был теплым даже зимой, служила не только утилитарным хранилищем садовых инструментов, но и убежищем. Здесь Кэндаси могла надеяться время от времени урвать полчаса покоя, уйдя из пропахшей антисептиками комнаты больного отца, могла укрыться в саду в те краткие периоды свободы, когда ей было бы труднее выбрать время, чтобы предаться другой своей, всем известной страсти — плаванию в одной из любимых бухточек или с любимого пляжа. Кэндаси молча захлопнула дверь, погасив запах теплого дерева и земли, и они направились в Каменный коттедж. Хотя было рано — полдень еще не наступил, — день стоял хмурый и темный.

Кэндаси включила свет. После смерти профессора Уэстхолла Летти несколько раз заходила в Каменный коттедж, всегда по делам, связанным с Манором, и всегда без особого удовольствия. Она не была суеверна. Ее вера, не относящаяся ни к какой конфессии и вовсе, как она понимала, не догматическая, не допускала существования бестелесных душ, посещающих комнаты, где они не успели закончить какие-то дела или те, где испустили дух. Однако она тонко чувствовала атмосферу, и Каменный коттедж все еще порождал у нее чувство тревоги, ухудшал настроение, словно накопившееся там несчастье отравило в нем воздух.

Они вошли в мощенную каменными плитами комнату, которую называли старой кладовкой. Узкая оранжерея вела из нее в сад, но сама комната фактически не использовалась и, кажется, не имела иного назначения, как служить вместилищем ненужной мебели, включая небольшой деревянный стол и два стула, дряхлого вида морозилку и старый кухонный шкаф с открытыми полками, на которых размещались разнообразные кружки, кувшины и банки. Через маленькую кухню они прошли в гостиную, которая использовалась и как столовая. Камин был пуст, часы, в полном одиночестве пребывавшие на каминной полке, оттикивали настоящее в прошлое с раздражающей настойчивостью. Комната не предлагала ничего удобного, кроме деревянной скамьи с высокой спинкой и подушками, стоявшей справа от камина. Одна из стен была от пола до потолка закрыта книжными полками, но большинство полок теперь опустели, а оставшиеся тома в беспорядке повалились друг на друга. Примерно с дюжину плотно набитых картонных коробок с книгами выстроились у противоположной стены, на которой невыгоревшие прямоугольники обоев говорили о том, что здесь раньше висели картины. Весь дом, несмотря на безупречную чистоту, поразил Летти своей прямо-таки нарочитой безрадостностью и негостеприимством, как будто после смерти отца Кэндаси и Маркус желали подчеркнуть, что для них Каменный коттедж никогда не сможет стать домом.

На верхнем этаже Кэндаси с Летти, бредущей за ней по пятам, неспешными шагами обошла три спальни, бросая беглый взгляд внутрь шкафов и гардеробов, а затем почти со стуком захлопывая дверцы так, будто эти поиски были скучным, обыденным делом. Порой на мгновение чувствовался терпкий аромат антимолевых шариков, шерстяной — твидово-сельский — запах старой одежды, а в гардеробе Кэндаси Летти бросился в глаза алый цвет докторской мантии. Передняя комната служила спальней ее отца. Отсюда были вынесены все вещи, кроме узкой кровати справа от окна. На кровати не было ничего, помимо единственной, девственно чистой и туго натянутой на матрас простыни, общепризнанно символизирующей приятие домашними окончательности смерти. Обе женщины молчали. Поиски почти закончились. Они пошли вниз, их шаги неестественно громко звучали на не покрытых ковром ступенях лестницы.

В гостиной никаких шкафов не было, и они снова прошли в старую кладовку. Кэндаси, вдруг сообразив, что все это время должна была чувствовать Летти, сказала:

— Господи, чем же мы с вами, по нашему мнению, занимаемся? Мы делаем все так, будто ищем ребенка или потерявшегося домашнего зверька. Пусть полицейские возьмутся за поиски, если это их встревожит.

— Но мы почти закончили, — возразила Летти, — и мы по крайней мере все тщательно обыскали. Его нет ни в одном из коттеджей и ни в одном из сараев.

Кэндаси скрылась в большом чулане для продуктов. До Летти донесся ее приглушенный голос:

— Пора мне освободить этот чулан. Пока отец был болен, меня просто обуяло желание варить апельсиновые и лимонные джемы. Бог знает почему. Отец любил домашнее варенье, но не настолько же! Я и забыла, что банки все еще здесь. Скажу Дину, пусть их заберет. Он придумает, как их использовать, если снизойдет до того, чтобы их взять. Мой джем вряд ли соответствует его стандартам.

Она вышла из чулана. Летти, собираясь последовать за Кэндаси, повернулась было к двери, как вдруг остановилась и, открыв защелку, подняла крышку дряхлой морозилки. Она сделала это инстинктивно, не задумываясь, не придавая своему действию значения. Время замерло. Пару секунд, которые потом, в ретроспективе, растянутся на минуты, она смотрела на то, что лежало внутри.