Антон Леонтьев - Последний бог

Юноша вернулся домой чрезвычайно довольным, ощущая небывалую радость. Утром из газет он узнал о страшной трагедии – во время грандиозного пожара погибли три княжны: их обугленные тела обнаружили на втором и третьем этаже сгоревшего особняка. Полиция рассматривала несколько версий, наиболее вероятной из которых был удар молнии в крышу дома во время грозы, что и повлекло за собой возгорание.

Оставалось расплатиться с Елизаветой.

Николай посетил кладбище Сен-Женевьев-дю-Буа, где нашли последнее успокоение три его старших сестры. Отпевали их в православной церквушке в закрытых гробах – трупы, как шептались в толпе провожающих, были обезображены огнем до неузнаваемости. Елизавета, облаченная в черные шелка, сверкавшая бриллиантами и рубинами, рыдала, поддерживаемая под руку своим супругом, Евгением Крамским, который благодаря своим хорошим связям в дипломатических кругах и блестящему знанию множества иностранных языков в эпиграции нашел работу во французском МИДе.

Потратив целую неделю на наблюдение за Елизаветой и ее семьей (до отъезда в Англию оставалось совсем недолго!), Николай выведал, что Евгений, оказывается, завел любовницу – молодую французскую актрису, с которой регулярно встречался после работы. Елизавета, конечно же, ничего о том не знала.

Готовя отмщение, Николай рассуждал так: она приказала убить отца и взвалила на его мать вину за преступление, которого та не совершала. Почему же и с Елизаветой не может произойти точно такая же трагедия?

Подросток выследил Крамского и его любовницу и, наняв фотографа, приказал ему сделать серию фотографий, на которых было запечатлено, как влюбленные воркуют, держась за руки, в одном из ресторанов.

За день до отъезда в Великобританию подросток ночью пробрался в особняк Крамских. Сутками ранее он, повторив трюк с цветами, уже побывал там и знал, как расположены комнаты. И теперь сначала он сходил на кухню, где отыскал большой разделочный нож. Причем подросток, читавший массу детективной литературы, был в перчатках, лицо скрывалось за маской, делавшей его похожим на полночного монстра, чтобы скрыть одежду и туфли, он облачился в некое подобие балахона.

В рюкзаке у юноши было две склянки – одна с эфиром, другая с кровью убитого щенка с добавлением (чтобы не свернулась) лимонной кислоты: для осуществления плана ему больше не требовалось. Крамской и его жена спали в разных комнатах, между которыми находилась гардеробная. Бесшумно войдя в спальню дипломата, Николай смочил эфиром тонкую тряпицу и осторожно прикрыл ею лицо спящего. То же самое проделал в будуаре Елизаветы.

Выждав несколько минут, он снова отправился к Евгению Крамскому. Как и ожидалось, дипломат спал беспробудным сном. Подросток приблизился к кровати, потом взял свою тряпицу, откинул одеяло и с силой всадил нож в грудь спящего. Проделал то же самое еще несколько раз, следя за тем, чтобы порезы были то глубокие, то поверхностные: это должно создать впечатление, что их наносила женщина. Затем Николай перебрался в будуар Елизаветы и измазал кровью щенка спящую сестрицу, забрызгав ее руки, лицо, ночную сорочку и пол. Также обильно пропитал кровью тапочки (не забыв оросить и ступни Елизаветы) и, нагнувшись и вставив в тапочки руки, в такой позе проволок их из одной спальни через другую. Еще побрызгал кровью на дверные ручки и наконец вложил нож, которым он убил Крамского, в руку спящей. На орудии остались ее отпечатки: а что еще потребуется полиции? Нож он положил в комод на стопку чистого белья и там же оставил фотографии дипломата в компании с любовницей.

На следующий день юноша узнал из газет, что на следы трагедии, произошедшей в доме дипломата, первой наткнулась служанка, она же вызвала полицию. Картина убийства недвусмысленно говорила: супруга зарезала своего спящего мужа в отместку за то, что он обманывал ее. Улик было так много, что, несмотря на заверения Елизаветы в собственной невиновности, никто ей не поверил.

Николай с большим удовольствием посетил бы намечавшийся грандиозный судебный процесс, дабы стать свидетелем того, как Елизавету приговорят к пожизненному заключению или даже к гильотине, но ему пришлось отправиться в Англию. Овдовевший философ Всеволжский хотел сполна насладиться жизнью, а мальчишка, живое напоминание о покойной Семирамиде, ему только мешал.

В сопровождении секретаря приемного отца юноша прибыл в Лондон, а оттуда они вдвоем отправились в одно из северных графств, где и располагался интернат Голдсворт. Заметив издали старинную крепость, Николай испытал нехорошее чувство. Интуиция его не подвела – интернат оказался подлинной тюрьмой для подростков из богатых семей.

Николай делил комнату с еще одним мальчиком, худым и хилым Майкрофтом. Распорядок дня в Голдсворте был строгим: подъем в шесть утра, при любой погоде физические упражнения на плацу, затем скудный английский завтрак и учеба. После – спорт и время для выполнения домашних заданий и посещение церкви. Отбой следовал в двадцать два часа.

Привыкнуть к распорядку было несложно, однако более всего Николая угнетало то, что в интернате было несколько группировок, самую влиятельную и жестокую из которых возглавлял сын герцога Уимблширского Майкл. Этот парень был подлинным сумасшедшим: ему доставляло большое удовольствие издеваться над новичками и над всеми, кто был слабее его самого, его дружков и прихлебателей. В первую же ночь Николая разбудили и потребовали «целовать стопы императору» – таков был обычай в Голдсворте, а «императором» здесь являлся не кто иной, как сын герцога. Николай отказался, за что был жестоко избит. Когда он уже не мог оказать сопротивления, его швырнули на пол, и к нему приблизился Майкл. Ударив Николая ногой в живот, он сказал:

– Ну что, парижанин, понял, кто здесь главный? Учти, завтра скажешь учителям, что встал ночью по нужде и расшибся. Потому что если посмеешь заложить нас...

Затем Майкл сунул новичку в лицо свою ногу в вонючем носке, и процедура «целования стоп императора» завершилась. Николаю пришлось сделать то, что от него требовали: он понимал, что руководство интерната все равно не примет никаких мер.

Однажды Николай не выдержал приставаний и издевательств и наградил нескольких дружков Майкла отличными зуботычинами и пинками под зад. Сын герцога, встретив его в библиотеке на следующий день, зловеще прошептал:

– Тебе это даром не пройдет, парижанин.

Николай знал: к его угрозам стоит относиться серьезно, потому что уже несколько подростков, в основном врагов Майкла или тех, над кем он обычно издевался, обнаружили мертвыми – один из них якобы повесился, другой выпрыгнул с последнего этажа башни, третий отравился снотворным, а четвертого выловили из пруда. Смерть мальчиков классифицировали как несчастный случай – не в интересах руководства было поднимать шумиху.