Антон Леонтьев - Профессия – первая леди

– Вот и хорошо, – сказал дядя Браня. – Уезжайте к ней, но не сегодня, а завтра с утра. Я организую вам небольшой потоп, это и будет официальной причиной того, почему вы перебрались в столицу. Я же приглашу одного своего старого знакомого, он проведет в вашем доме «чистку». Но с этим надо повременить – иначе те, кто желает быть в курсе ваших разговоров, забеспокоятся. Мой знакомый выявит все «жучки», и, когда настанет момент, мы их ликвидируем.

– А когда он настанет? – У меня отлегло от сердца. Все же как хорошо иметь в друзьях такого мужчину, как дядя Браня!

– Не знаю, – ответил генерал. – Мы должны узнать, в какую именно историю вы ввязались, уважаемая Серафима Ильинична…

– Предлагаю перейти на «ты», – предложила я. – На брудершафт выпьем позднее.

Экс-заместитель Алдропа крякнул:

– Ух, Фима, я это дело так не оставлю. Чует мое сердце, что Огнедарик всем этим руководит, но я его нечасто вижу, и он никогда не посвящает меня в свои дела. Приходится узнавать новости на стороне. В данном случае задета моя профессиональная гордость – посмотрим, кто кого победит: сын отца или отец сына!

– Браня, – сказала я, и у меня защемило сердце. – Но это опасно.

– Еще как, – сказал Сувор на полном серьезе. – Поэтому я и хочу, Фима, чтобы ты уехала в Экарест. В столице, конечно, безопасней не будет, но в Перелыгине тебе оставаться нельзя. Бери кота и уезжай!

Я, как на духу, рассказала дяде Бране о клеенке, которую обнаружила в мансарде в доме Подтягича.

– Это очень интересно, – в задумчивости проговорил Сувор. – Скажу честно, я никогда не испытывал особой симпатии к Гамаюну. Раскрою тебе, Фима, должностной секрет – именно его настойчивые кляузы и жалобы министру культуры, моему тогдашнему шефу и председателю Верховного Совета, с которым Подтягич был в приятельских отношениях, привели к тому, что мне поручили оснастить квартиру Сологуба «жучками».

– Гамаюн и тут отметился! – проскрипела я зубами. – А сейчас, когда времена изменились и Лександр Сологуб стал всемирно известным писателем, Подтягич на каждом углу говорит, что всегда верил в его талант, и рассказывает, как вступался за него перед сильными мира сего и двадцать пять форинтов в 1969 году ему одолжил! А на самом деле он интриговал, устраняя талантливого человека со своего пути! Вот ведь гаденыш!

По просьбе дяди Брани мы отправились на дачу к Подтягичу. Я провела его в мансарду.

– Здесь клеенка, я положила ее за сервант, – сказала я и пошарила рукой. Клеенки не было!

Мы с дядей Браней внимательно осмотрели помещение, но клеенка бесследно исчезла.

– Чудеса в решете! – произнесла я. – Подтягич при всем желании не мог причапать из Экареста в Перелыгино.

– Ты уверена? – спросил Браниполк Иннокентьевич. – Я не был бы столь категоричен. Он старый и немощный, да и инфаркт у него настоящий, но кто знает… Нужно узнать, была ли у него возможность выбраться из больницы. Хотя, как и ты, я не особенно в это верю.

– Он мог попросить кого-то, – протянула я. Дети, внуки, племянницы и племянники не поддерживали с Гамаюном тесных отношений. Когда он был всемогущим функционером Союза писателей, родственники так и вились вокруг него. Стоило ему сдать позиции и превратиться в вечно брюзжащего старика, как все Подтягича бросили. Сик транзит глориа мунди [7].

– Мог, – согласился дядя Браня. – Или имеется еще одно вполне логическое объяснение – некто был не в восторге от того, что ты, Фима, произвела обыск в доме Гамаюна. И этот некто и взял клеенку. Как он это сделал? Очень просто – ты ведь не забыла, что он ходил по твоему особняку как по своему собственному. Этот некто может иметь ключи не только от твоего дома, но и от дома Подтягича. Не удивлюсь, если и от моего – прошлым летом у меня исчезла связка ключей, я все думал, что потерял ее где-то на грядках, но так и не нашел. А Раиса Блаватская? Она как-то говорила, что ночью кто-то шастает по ее участку.

Дядя Браня был прав. Нам противостоял хитрый и изворотливый противник. Противник, который хорошо осведомлен о перелыгинской жизни и тутошних привычках. Противник, который совершил убийство и, по всей видимости, был готов пойти и на другие.

– Значит, так, – увидев, что я мелко дрожу, распорядился дядя Браня. – Сейчас мы идем к тебе домой, я готовлю чай с малиновым вареньем. Не беда, что у тебя нет его, свое принесу! Я не оставлю тебя сегодня ночью одну! Буду дежурить в доме, чтобы никто – ни наш незваный гость, ни ребята из спецслужб – не нарушил твой покой.

Страх исчез. Я знала, что нахожусь в надежных руках. Дядя Браня будет меня охранять. И останется на ночь в моем доме! А он для своих семидесяти очень даже крепкий и ладный.

Мы напились чаю с малиновым вареньем, поговорили о старых временах (пусть те, кто нас слушают, немного расслабятся), дядя Браня проводил меня до спальни и, как истинный джентльмен, остановился на пороге.

– Я прикорну на софе в гостиной, – сказал он. – Спокойной ночи, Фима!

– Спокойной ночи, Браня, – с непонятной тоской произнесла я, закрывая дверь. Я осталась в одиночестве, зная, что меня охраняют двое самых смелых мужчин на свете – Василиск и дядя Браня.

Залезая на пуховую перину, я невольно подумала, что не стала бы рьяно сопротивляться, если бы Сувор проявил немного больше настойчивости. Краска девичьего стыда залила мои ланиты.

Я не сомневалась, что рано или поздно королева Гинерва примет в своей опочивальне рыцаря Ланцелота!

На следующее утро дядя Браня, как и обещал, организовал «небольшой потоп» в ванной. Притворно охая и громогласно возмущаясь, я жаловалась «дорогому соседушке» на постигшее меня несчастье.

– Придется временно сменить место обитания, – заявила я. – Как же мне не хочется покидать Перелыгино!

Больше всего проблем доставил Васисуалий Лоханкин – котяра ни за что не желал грузиться в автомобиль. Он провел все свое бурное отрочество и еще более бурную молодость в деревенском Перелыгине, ловил мышей, гулял по соседским участкам и наслаждался полнейшей свободой.

– Василисочек, – уговаривала я кота, воющего дурным голосом. – На столицу посмотришь, с городскими кошечками познакомишься…

Но Василиск упорно не хотел понимать меня. Поэтому пришлось применить грубую силу. Дядя Браня настоял на том, чтобы проводить меня в город. Еще до того, как мы выехали на ЭКАД (Экарестскую кольцевую автодорогу – гордость столичного мэра и бездонную пропасть для бюджета столицы), Сувор сказал:

– А мы-то не одни!

Он имел в виду старый «Фиат», который следовал за нами от самого Перелыгина. Я почувствовала себя девушкой Джеймса Бонда. Нас преследуют! Как захватывающе!

Дядя Браня проявил недюжинное мастерство автомобилиста и оторвался от шпиков.