Антон Леонтьев - Девять с половиной идей

– Впрочем, – сказала она, – у Ольги есть особое мнение. Может быть, вы выскажете его на словах, если не доверили свои мысли бумаге?

Оля слышала, как, еще раз фыркнув, Валерий прошептал что-то на ухо Асе, а та затряслась в беззвучном смехе.

– Ты прав, – ответила она чуть громче, явно стараясь, чтобы их тайна стала достоянием присутствующих. – Строит из себя бог весть что, а элементарных знаний нет…

– Итак, прошу, ваше мнение, – настаивала Нэнси.

– Я уже сказала, – произнесла Оля, – что не взяла на себя ответственность вынести особое мнение без анализа данных. Поэтому мне пришлось воспользоваться кое-какими сведениями в компьютере, а также отчетами о финансовом положении наших возможных компаньонов за последний квартал.

– Так, – протянула Нэнси. – Позволю себе заметить, что этого никто, кроме вас, не сделал. Но продолжайте…

– Выяснилось, что объем продаж наших возможных партнеров в течение уже двух лет стабильно идет вниз, в то время как руководство компании берет под большие проценты кредиты в банках якобы на модернизацию производственных мощностей. В итоге общая задолженность компании перевалила за сто миллионов долларов, и это в то время, когда годовой оборот фирмы составляет едва ли сто двадцать миллионов. Кроме того, согласно биржевым сводкам, вокруг акций этой фирмы намеренно создается искусственный ажиотаж, и тот, кто умело распускает слухи о неожиданном буме и взлете котировок, на самом деле пытается под шумок сбросить лишние акции и продать их подороже. Это делается через один из небольших трастовых фондов-однодневок, зарегистрированных на Каймановых островах. По-моему, все ясно, хотя моя точка зрения всего одна из возможных, – ни о каком заключении контракта не может быть и речи. Это просто неуклюжая попытка зарвавшегося должника за наш счет исправить свое безнадежное положение.

Когда Оля закончила говорить, в конференц-зале наступила тишина. Никто больше не пытался показать свое превосходство или отпустить шуточку. Валерий индифферентно смотрел в окно, а Ася в тот самый момент, когда Нэнси взяла слово, заинтересовалась своими ногтями, закрывая лицо распущенными волосами.

– Данные, которые только что были приведены Ольгой, соответствуют действительности. Точнее, положение на самом деле еще хуже, чем она представила. Для того чтобы понять это, надо было только воспользоваться компьютером и напрячь свои интеллектуальные способности. За это вы и получаете в нашей компании не самую плохую зарплату. Однако, следуя советской привычке, вы решили, что я даю вам задание, где уже почти все решено, и ваша цель – представить мне убедительные доказательства необходимости заключить сделку. Но вы просчитались, вы должны были работать самостоятельно, думать не о том, как угодить начальству, а как способствовать процветанию «Центуриона». Прими я ваши велеречивые отчеты на веру, наш концерн понес бы убытки порядка двухсот миллионов долларов. Итак, господа, никто ругать вас не будет, учтите, это последнее предупреждение. Здесь каждый отвечает только за себя. Еще один крупный промах, причем не случайный, а намеренный, допущенный по собственной лености или нерадивому отношению к общему делу, и вы перестанете работать на наш концерн. Старшим администратором отдела сбыта назначается мисс Ольга Суворова. Думаю, что все согласятся с этим выбором и признают свое явное поражение. Совещание окончено, приступаем к работе!

Это было первое повышение Ольги. Оказалось, что, становясь на следующую ступеньку иерархии в петербургском отделе концерна, она не только получает весомую прибавку к зарплате, но и массу новой работы и ответственности.

Работоспособность и природная смекалка помогли Ольге быстро подниматься по служебной лестнице. Не прошло и полугода, как она уже служила в Москве, в центральном офисе, на новой должности.

Однажды она убедилась, что апломб и грубый тон не всегда действенны. Нэнси, перед тем как в очередной раз улететь за океан, вызвала к себе Олю, которая теперь отвечала за координацию действий всех отделов и постепенно становилась ее правой рукой. В кабинете был и Валерий. Обычно кичившийся своей галантностью, он не встал при Олином появлении.

– У меня к вам, – сказала им Нэнси, – срочное дело. На одном из заводов, чей контрольный пакет акций мы купили и хотим переориентировать производство на выпуск компьютеров, сборка которых в России обойдется в пять раз дешевле, чем в Америке, возникла нештатная ситуация. Старое руководство, понимая, что многим ему не удастся поживиться, настропалило рабочих против «Центуриона», и те устроили забастовку и акцию протеста. Кричат, чтобы американские капиталисты и наймиты Запада катились вон, что именно мы ухудшаем положение в стране, кроме того, там окопались кое-какие радикал-социалисты и коммунисты, они-то и подогревают людей, играя на их застарелой ненависти к Америке. Прошу вас срочно разобраться и уладить это как можно более спокойно, без шума, мирно. Я улетаю в Нью-Йорк, на встречу с Маккинзи, надеюсь, что, когда вернусь послезавтра, все будет в полном порядке. Учтите, нельзя поддаваться на провокацию, кое-кто только этого и ждет, чтобы сорвать строительство линии по выпуску компьютеров. Поступайте обдуманно, можете обещать все, что угодно, лишь бы рабочие освободили место для строительства и сняли свои пикеты.

Приехав на завод, Ольга увидела около цехов множество простых людей, озлобленных и кричащих, держащих в руках плакаты, гласившие, что они не дадут продавать себя и Россию американским хапугам.

Валерий, который специально для выступления перед ними надел самое дорогое свое пальто, теперь понял, что поступил опрометчиво. Иномарку и тех, кто в ней приехал, люди воспринимали откровенно враждебно. Сначала гостей просто не желали пропустить на территорию завода. Когда они прошли в один из цехов, то оказалось, что там вовсю идет митинг. Люди, уже разгоряченные высказываниями и ненавистью к буржуям, дружно скандировали: «Концерн «Центурион» – из России вон!»

Большая часть рабочих, в особенности женщины, выкрикивали что-то не совсем цензурное, прямо переходя на личности. Бывший директор завода, лощеный толстый субъект, был полностью на стороне рабочих, и казалось, что все, что он говорит, служит одной цели – процветанию его подопечных.

– До каких пор, спрашиваю я, мы будем терпеть эту иноземную экспансию! – вопил он чуть ли не с пеной у рта. – Зачем мы нужны этому «Центуриону»? Да только для того, чтобы выпотрошить нас и выбросить на помойку!

Эти провокационные слова были поддержаны одобрительным гулом, какие-то личности с красными знаменами и портретами Ленина, а также молодчики в черных кожанках и с короткими стрижками громко улюлюкали.