Игорь Христофоров - След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)

- Далико бижишь, дарагой? - с грузинским акцентом спросила гора.

- На утреннюю пробежку. - Наконец-то распрямился Майгатов. - По привычке. Супертяж? - оценил вес килограммов в сто тридцать у этого "шкафа" с коротко стриженой головой, так похожей по клином выступающей челюсти и нависшим над маленькими глазками узким - одним валиком - лбом на выеденную изнутри половинку арбуза.

- Маладэс. У тибэ вэсы в глазах...

Из трюма пружинкой выскочил негр, что-то отрывисто крикнул и выхватил из ножен, висящих на поясе, широкий, криво загнутый нож.

- Нэ нада, Али, - в воздухе поймал его руку грузин и облапил своей пудовой кистью чуть ли не все предплечье негра. - Он нам болно нужан...

Майгатов внимательней посмотрел на негра и вдруг понял, что он и не негр вовсе, а очень-очень загорелый араб. А, может, и вправду араб с примесью африканской крови. На его худеньком лице с маленькими, кукольными чертами, со смоляными усиками и рваным, похожим на гусеницу, шрамом на щеке, лежала странная шапочка. Назвать чалмой или тюрбаном ее было нельзя. Скорее шапочка - белая, в красных коротких штришках, с тугим широким ободом по кругу. На белую рубаху до колен накинута голубая безрукавка и такой же голубой, только чуть посветлее, шарф, но не это сразу бросалось в глаза от вида араба. Первым глаз отмечал не одежду и не сандалии на босой, грязной ноге, а кинжал. На ярком, шитом золотыми и серебряными нитями поясе ножны. Явно серебряные, в красивом, запутанном орнаменте, криво загнутые чуть ли не в бумеранг ножны. А в них - остро отточенный, такой же кривой нож с ручкой из какой-то невиданой кости, с двумя зелеными камнями, вделанными в серебряные монеты.

- Сичас хазяин прыдет. Будет с табой гаварит, - мрачно пробасил сверху вниз грузин. - Зайды, пажалюста, насад, а то силой кыну...

Майгатов посмотрел на его волосатый кулак размером с пудовую гирю, на еще более почерневшего от злости араба с уже воткнутым в ножны кинжалом, на палубу довольно большого, явно сидящего на мели и сидящего, судя по залившей все ржавчине, давным-давно судна непонятно какой страны и только после этого шагнул назад, в полумрак трюма. Араб по-кошачьи мягко последовал за ним, и Майгатову не понравилось это преследование. Оно холодом отдалось между лопаток и рывком развернуло его лицом к лицу с арабом. Тот все так же исподлобья кромсал его взглядом, но прежней злости на лице уже не было.

- Тибе. - Протянул он две банки. - Жиди... хасяина... - И вышел под ржавый всхлип двери.

Света стало совсем мало. Пришлось подойти вплотную к окошку у двери. Узкая банка оказалась "Кока-Колой", пузатая была выкрашена в несъедобно синий цвет и испещрена арабской вязью. На красной полоске, сочно выделяющейся на синем фоне, вязь была белой и явно обозначала название содержимого. Желудок на одной длинной ноте пропел тоскливую голодную песню. Он словно ждал, когда же наконец придет время напомнить о себе.

"Кока-Кола" оказалась противно теплой, резко била в нос и, когда он выпил ее до последней капли, так долго давала отрыжку, словно в желудке она вся превратилась в газ. Синюю банку открывать было нечем. Майгатов долго напрягал глаза, но высмотрел в помещении, которое, скорее всего, было румпельным отделением* судна, из подходящего только металлические листы пайол. Поднял одну из них, зажал между ног и сверху ударил днищем банки в острый угол пайолины. Какой-то сок потек по пальцам, и Майгатов резко перевернул банку, лизнул пальцы - соленые. Пришлось теперь уже банку зажать между ног, а острым углом пайолины бить сверху. Когда, наконец, натыкал столько дырок, что они слились почти в окружность, отогнул крышку, поднес банку все к тому же иллюминатору и в слабом замесе света еле-еле высмотрел: фасоль.

Плоды были крупными, но солоноватыми. Когда съел последнюю фасолину, подумал, что кока-кола пригодилась бы сейчас побольше.

За дверью что-то по-мышиному проскреблось, глухо прозвучал голос, и, наконец, раздался знакомый ржавый стон.

- Атвырнись, - потребовал законопативший собой чуть ли не всю дверь грузин.

Майгатов нехотя выполнил команду. ------- *Румпельное отделение помещение, расположенное в кормовой, задней части корабля ( судна).

Вошли двое. Явно двое. Один - погрузнее. Второй - почти невесом. Араб? Обернулся: точно - араб. А тот, под чьими слоновьими шагами упруго пропели пайолины, сел в занавешенный темнотой угол, сел так умело, словно он там провел полжизни, и простуженным голосом прохрипел:

- Не обижаешься на нас?

- Где я? - поинтересовался в свою очередь.

- Как говорили в детективах, в надежном месте. Куришь?

- Нет.

- Правильно. А я вот, грешным делом, не берегу себя. - Осветил на секунду свое лицо огнем зажигалки, но Майгатов не уловил ничего, кроме широкого носа. И чего-то темневшего на лбу: то ли родинки, то ли ссадинки.

- Чем вы меня?

- Не понял.

- Чем отключили?

- А-а, ты про это, - протянул с нескрываемым удовольствием. - Газиком мы тебя, родной, газиком. Пш-шик - и все! На Западе с этим барахлом дело широко поставлено. На все случаи жизни баллончики есть. Видишь, и на твой случай один нашелся...

Шипение. Точно - перед нахлынувшей тьмой было змеиное шипение. Оказывается, то был не призрак убитой гадюки, а газ, усыпляющий газ.

- Где я? - уже злее обратился Майгатов к темному углу.

- На планете Земля, - выкатились в клубке дыма слова. - Какое у тебя звание: лейтенант, старший лейтенант, мичман?

- Матрос, - ответило за Майгатова раздражение.

- Так я и поверил... В таком возрасте да при таких усах...

- А меня после института призвали.

- А я, грешным делом, думал, что после институтов не призывают. А что ж брюки на тебе офицерские?

- Почему - офицерские? В тропических широтах и брюки, и шорты, и куртки у всех одинаковые. От командира до матроса. Только по погонам различаются...

Фехтование на шпагах. Тебе - укол, а ты уходишь, укол, а ты опять уходишь. И в каждом таком рывке, в каждом отходе рождается "легенда". Сам бы начал думать - не придумал бы, а так получалось. Мрачный собеседник, мрачный, несмотря на свою напускную веселость и иронизирование, рожденное, скорее всего, не страстью к иронии, а ощущением своего превосходства, беспроигрышности позиции в этом бою, сам того не понимая, помогал Майгатову.

- Как же тебя зовут, мат-рос?

- Абунин... Иван, - первой вспомнил круглую, улыбчивую физиономию.

- Возможно, - недовольно прохрипел угол. - В твоих брюках был какой-то вшивый документишко на это имя. Предположим, что ты не офицер, что ты Ваня. Это ничего не меняет...

- Вы попить еще дадите?

- Дадим. Мы много еще чего дадим. Но только, грешным делом, не осуждай и нас за требовательность. У нас может быть неплохая сделка, если ты пойдешь навстречу. Мне... нам нужна план-схема внутренних помещений вашего корабля.