Игорь Христофоров - След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)

Шейх приезжал оттуда, из-за бесконечной красной земли, из-за оазиса, куда негр пригонял к вечеру свое стадо. Значит, там он и жил, и там была та черная говорящая палка, которую знал и этот очень высокий, очень белый и очень усатый человек. И негр проткнул уже начинающий накаляться воздух иголкой тоненького пальчика.

Майгатов радостно пожал его вялые кисти, снял брюки, прикрыл ими голову и плечи, и зашагал, насколько позволяли сандалии, ставшие почему-то такими тяжелыми, по красной, утрамбованой в бугристый асфальт, земле строго по направлению негритянского пальца...

Он шел час, второй... И солнце шло, ползло по раскаленному добела небу тоже час, второй. А, может, и больше. Ведь у него не было часов, и только по злому мучителю-солнцу он мог определить, что время текло, убегало, возможно, приближая его к цели. Негр так и оставался единственным встреченным им человеком, и, был момент, Майгатову даже до испуга явно показалось, что он один на всей планете, а сама планета сузилась до этой странной и страшной земли цвета крови, над которой все выше и выше вздымалось такое же кроваво-красное солнце. Но потом он увидел настил из пальмовых листьев, на котором сушились просоленные маленькие рыбки, и даже попробовал одну, но она показалась настолько горькой и сушащей рот, что, наверное, с одной такой местной "таранькой" можно было выпить три литра пива. Потом встретилась пальма, но такая сухая, безжизненная, что, скорее всего, и тени-то у нее никогда не существовало. Кожа на левой ноге, особенно сбоку, куда сильнее всего били лучи, болезненно покраснела, пощипывала, а он все шел и шел упрямо, вдоль берега, по красной пустыне.

"Ожог, ох какой будет ожог! Маслом бы смазать. И воды. Как хочется воды! Боже, уже и голова гудеть начинает. Как комар у уха зудит. Где же город? Где? Комар?" - Майгатов обернулся и сразу понял, что не в голове дело: нудным комаром зудел мотор на желтой надувной лодке, в которой с моря приближались к берегу люди. Кажется, двое. Сначала он чуть не задохнулся от радости, но ноги... ноги почему-то стали, не хотели вести его навстречу этим людям в моторке. Что же не понравилось? То, что там - двое? Или пустота берега, на котором больше не было людей, кроме Майгатова? Нет, не понравилось другое: явная нацеленность лодки к нему, явное небезразличие к его одинокой фигуре. И ноги бросили его от берега, в глубину пустыни.

Обернулся - еще плывут. Хэк, хэк, хэк! А теперь? Все, вытащили лодку на берег, бросились за ним. Один худой, среднего роста. Второй - на две головы выше и в три раза шире. Сосо! Он узнал его даже с километрового расстояния. Это - конец. Он бежал, с ужасом ощущая, как тяжелеют, становятся чужими ноги, как магнитом тянет к себе земля. Хэк, хэк, хэк! Все, легкие сгорели, расплавились внутри. Мир темнел, сгущал солнечные сумерки в глазах.Но остановиться - значит, сдаться. А он никогда не сдавался. Нет, был один бой, еще на первом курсе училища. Глубокий нокаут. Испуганное лицо судьи. Вода из ведра, которой окатили голову с такой яростью, словно только одна она могла помочь ему прийти в себя. Да, тогда он проиграл, но не сдался. А это разные вещи. Через год с лишним он снова встретился с тем парнем. Нет, он не смог ответить "любезностью на любезность": нокаута не было, но по очкам он все-таки выиграл. И больше уже никогда на ринге... Ггух! Метнулась навстречу, каменной стеной ударила по лицу земля. Он упал, споткнувшись о какой-то холмик. Сандалия отлетела в сторону. Черная сандалия на качающейся за пленкой мути грязно-красной земле. Майгатов сел, опять обул ее, обернулся.Что сзади? Выросли, увеличились фигуры, побурели. Почему - побурели?

Майгатов вскочил, несмотря на пронзившую левую ногу боль, и вот теперь, кажется, ему по-настоящему стало страшно: небо сзади его преследователей на глазах наливалось кровью, шум, странный шум, который еще мгновение назад казался шумом ветра в ушах, усиливался, как будто тысячи гадюк одновременно начинали шипеть, и каждая из них пыталась сделать это громче, чем другие. А преследователи все бежали и бежали, и уже сквозь шум до слуха долетали обрывки голосов. И хоть страх от их вида был слабее страха от непонятно краснеющего неба, Майгатов пробежал еще сотню метров, оглянулся и увидел, как невидимый великан сбил невидимой ладонью сначала коротышку, потом криво, некрасиво завалившегося на бок грузина, придавил их к земле.

Голову разом, одним рывком вдруг стянуло стальным обручем. Что-то петардой хлопнуло в ушах, и он оглох. Рот открылся с неслышным "ма-а-а-а!", а глаза, уставшие от красного цвета пустыни, солнца, ожога, а теперь еще и неба, глаза разглядели такой же, как и встреченый с час назад, навес из пальмовых листьев, усеянный тощими, твердыми рыбками. Он нырнул к навесу, содрал жесткие, похожие на фанерки, листья, укрыл ими, насколько мог, голову и тело, лег, как учили на занятиях по противоядерной подготовке, головой к надвигающейся красноте и приготовился умирать.

Сверху ударило, сорвало один лист, но остальные удержались эдакой кольчугой, и по ним щелчками, потом все чаще и чаще застучал песок. Он бил долгим, кажется, никогда не готовым закончиться дождем, а Майгатова, воющего от раздавливающей голову боли, рвало и рвало на твердую, красную землю. Рвало, как в восьмибалльный шторм, когда вроде бы все внутренности норовят вылезть через глотку, освободиться от сдавливающих их обручами ребер, рвало, пока не прокололо острой иглой боли желудок. Но, странно, после этого боль в голове стала стихать. Словно кто-то ослабил обруч, отвинтил пару болтов, потом сыпанул последней горстью песка и стих. И тогда страх перед преследователями вернулся. Он стал сильнее страха перед стихией и заставил Майгатова сбросить с головы отяжелевшие, присыпанные песком листья.

Все вокруг изменилось. Море из синего, аквамаринового стало грязно-серым, в белой, вытянутой слизи бурунов на волнах. Пустыня из красной превратилась в желто-коричневую. А стена песка, принесенная самумом* из глубин Аравии, удалялась на юг.

Его преследователей не было видно. Неужели ветер поднял с собой центнер с лишком грузинского тела? И этого - второго, полегче? И лодку с мотором? А вон что-то едко-желтое торчит из-под песка...

Майгатов прихромал к этому яркому цветовому пятну, стараясь еле наступать на левую ногу. Да, лодка, но сдутая. Тряпица из бесполезной резины с погнутым от удара бесполезным куском металла, который еще полчаса назад был мотором. Песок, бесконечный песок до самого горизонта: на водорослях, на исчезнувшей под ним красной

------

*Самум ( араб. - "знойный ветер") - местное название сухих

горячих ветров в пустынях Северной Африки и Аравийского

полуострова.

земле, на редких холмиках. Холмиках?.. Вон те два, метрах в