Валерия Вербинина - Ледяной сфинкс

Стариком они звали между собой командира своего полка.

– Да, это будет лучше всего, – с облегчением согласился Серж.

И завертелась карусель. Дали знать Старику, тот взвился на дыбы, подключил свои связи, вытащил из постели лучшего следователя, который только собрался вздремнуть, и повез его к Корфу, а по пути захватил и доктора – на тот случай, если барон был ранен. Доктор осмотрел молодого человека, покачал головой, уронил, что дюймом ниже – и все, и еще упомянул что-то о везении. Старик – князь, весь в медалях за боевые действия везде, где Российская империя воевала в последние лет сорок, – топал ногами, тряс седой бородой, брызгал слюной и ругался.

– Черт знает что! Нигилисты! Прохвосты, мать их за ноги!

Вернулся Степка и был немедленно обруган сначала Стариком за то, что пропадал невесть где, затем Никитой – просто так, чтобы поддержать начальство, и напоследок следователем, на чьи бумаги денщик едва не уронил чай. Часы пробили час ночи. Следователь записал показания, прилежно скрипя пером, осмотрел окно, в которое выпрыгнул неизвестный злоумышленник, изучил дверной замок, обошел вокруг дома, потоптался в переулке, вернулся и снова потребовал чай.

– Ну, что? – набросился на него Старик.

– Странно не то, как злоумышленник вышел, а то, как вошел сюда, – объяснил следователь и строго посмотрел на Степку. – Послушай, любезный, ты дверь-то запер, когда уходил?

Степка заморгал, стал клясться и божиться, что он никогда…

– Или же у него был ключ, – добавил следователь, дуя на горячий чай, – потому что надо быть Понсон дю Террайлем [29], чтобы вообразить, будто некто смог бы на морозе каким-то образом забраться по стене к вам в окно, господин барон.

Александр нахмурился. Он вспомнил, что иногда давал товарищам ключ для романтических свиданий, когда находился на дежурстве и квартира была не нужна ему самому. Однако нелепо было бы думать, что Лев, Никита или Серж могли иметь какое-то отношение к ночному нападению – по той простой причине, что Льва уже не было в живых, а двое остальных находились снаружи, когда в него стреляли.

– Советую вам прежде всего сменить замки, – продолжал следователь, – и не выходить без надобности из дому. Просто дружеский совет, поверьте. Возможно, кто-то охотится за вашей семьей, потому что в свете того, что случилось с вашей матушкой сегодня…

Александр похолодел. И спросил хриплым, чужим голосом:

– Что с ней произошло?

– А вы еще не знаете? – удивился следователь. – Впрочем, это же случилось всего несколько часов назад… Ее ограбили. Кто-то украл несколько драгоценностей из ее особняка и, насколько я понял, фамильные бумаги. Госпожа баронесса была так расстроена… И плакала, – добавил следователь словно про себя.

На душе у Александра сделалось совсем скверно. Сын никогда еще не видел мать плачущей. Наверное, она была очень привязана к тем безделушкам. И молодой человек дал себе слово, что завтра же нанесет ей визит.

Наконец все удалились. Последним ушел Серж – он замешкался, чтобы предложить Александру перебраться, пока творятся все эти странности, в особняк его отца. Однако Корф, поблагодарив друга, ответил категорическим отказом.

– Ну, как знаешь, – вздохнул Мещерский.

Кошка уже устроилась в самом удобном кресле и безмятежно посапывала, свернувшись калачиком. Степка, который затворял дверь за князем, вошел и стал переминаться с ноги на ногу.

– А дверь я запер, – пробубнил денщик. – Только бы напраслину на людей возводить…

– Что ты говоришь? – спросил Александр.

– Я говорю, что дверь-то запер, когда уходил, – объяснил Степан. – Зря их благородие мне не поверили.

– Замки надо будет сменить, – буркнул Александр. – И разбитое стекло.

Он посмотрел на кошку, которая очень вовремя почуяла во тьме чужака. Расскажи кому, что мяуканье спасло ему жизнь, – не поверят же. Куда проще все списывать на везение, как тот доктор с хмурым лицом.

Тяжело ступая, барон удалился к себе в спальню и, вспомнив кое-что, открыл запертый ящик стола, в котором лежал дневник его друга. Тут же, не поверив своим глазам, поспешно открыл другой ящик, третий, стал рыться в бумагах… Все было напрасно.

Дневник Льва Строганова исчез.

Пока Александр Корф в своей квартире на Офицерской улице припоминал самые энергичные из известных ему слов и ломал голову, кому мог понадобиться дневник несчастного Льва, одинокая карета проехала по петербургским улицам к Невскому проспекту, а точнее – к расположенному там Аничкову дворцу, и остановилась. Дворец цесаревича, всего несколько дней назад сделавшегося императором, был окружен усиленными нарядами часовых, и во многих окнах, несмотря на позднее время, горел свет.

В одном из кабинетов за массивными дубовыми дверями сидел сам Александр III и, морщась, читал очередной отчет графа Лорис-Меликова [30]о том, как продвигается следствие по делу о цареубийстве. Рот Александра подергивался, под глазами лежали черные тени. Изредка он поднимал голову и смотрел на часы напротив, чей маятник со стуком ходил туда-сюда. Это были легкомысленные, может быть, даже глуповатые часы, украшенные позолоченными амурчиками и психеями, но вид их отчего-то успокаивал императора, он вселял надежду посреди тех тревог, что одолевали его в страшные последние дни.

Для понимания характера Александра стоит сказать несколько слов особо. Александр не был старшим сыном в императорской семье. Престол должен был отойти к его старшему брату Николаю, юноше красивому, умному, образованному, в котором все, знавшие его, предчувствовали образцового правителя. В противоположность ему Александр был неуклюж, походил на медведя и, что гораздо хуже, не обнаруживал решительно никаких талантов. Он был упорен, но не слишком умен, не хватал звезд с неба и вообще не блистал ни в какой области. Когда Николай умер от костного туберкулеза (поговаривали, что болезнь развилась у него после одного из шуточных единоборств с братом), большинство придворных восприняли перемену наследника как трагедию. Александр казался совершенно не подготовленным к той роли, которую ему отвела судьба.

И теперь, уже взрослым человеком тридцати семи лет от роду, он унаследовал престол, залитый кровью его отца. Пробегая глазами строчки отчета, новый император думал сейчас о том, желала ли его судьба возвысить – или наказать, сделав царем. А еще он задавал себе вопрос, не предпочел бы он себе и детям совсем иной, менее известной участи. Страна, которой он призван был управлять, не внушала ему ни капли доверия.

Недалеко от императора в широком кресле сидел граф Строганов и ждал, когда государь закончит чтение. Александр позвал к себе сенатора, чтобы посоветоваться с ним по чрезвычайно важному делу, которому он придавал первостепенное значение. Строганова государь знал давно и понимал, несмотря на его образ жизни в прошлом, что на него можно положиться. В другом кресле расположился генерал Багратионов, который доставил отчет Лорис-Меликова. Багратионов хотел сразу же после этого удалиться, но царь попросил его остаться.