Уголовного розыска воин

— Давай, давай, бистро! Говорить им: «Сдавайся!»

Через минуту в проеме показалась вихрастая голова Володи. Он влез на чердак, тихо сказал:

— Требуют сдаться.

Виктор и Карагодин понимали: спастись не удастся. Жить им оставалось ровно столько, на сколько времени у них хватит патронов.

— Возвращайся назад, Володя, — шепнул мальчику Виктор. — Скажи: здесь никого нет.

Паренек послушно нырнул вниз. Во дворе послышалась ругань, глухой удар, детский крик, и Володе пришлось вновь залезть на чердак. Следом за ним в лазе показалась голова гитлеровца. Карагодин бросил в него кирпич, немец молча полетел вниз. И сразу же несколько длинных очередей прошили чердак. Партизаны укрылись за дымоходом. Потом стрельба прекратилась, и в наступившей тишине визгливый голос потребовал:

— Лезь за сыном, старая дура! Скажи тем, пусть сдаются. Обещаем сохранить жизнь.

На чердак поднялась Володина мать, заплакала:

— Слезайте, может, не расстреляют, ироды.

Партизаны ответили отказом. Остался с ними и Володя. Мать его спустилась во двор.

— Никого там нет, кроме сына. А он боится слезать.

И опять остервенело застучали автоматы. Стреляли теперь не только с улицы, стреляли и из дома через потолки комнат, находящихся под чердаком. Чердак наполнился едкой, удушливой пылью. Время от времени пальба прекращалась, и немцы требовали:

— Эй вы! Слезайте. Не тронем. Считаем до трех!

Так длилось около часа. Партизаны молчали, а фашисты лезть к ним опасались, вновь и вновь посылали Володину мать. Потом на чердак полетели гранаты. Одна из них разорвалась недалеко от Виктора и Карагодина, оцарапала их осколками. Вторую Карагодин сумел поймать на лету и бросил вниз. Фашисты отпрянули.

— Что будем делать, Александр Васильевич? — спросил Виктор. — У нас, пожалуй, полсотни патронов не наберется...

— Будем драться до последнего, — ответил Карагодин и, высунув в дыру ствол винтовки, выстрелил. — Ты не знаешь, что такое плен!

Немцы больше не уговаривали партизан сдаваться — они поняли, что эти люди могут достаться им только мертвыми.

Внизу затрещал огонь, и клубы дыма потянулись на чердак. Фашисты подожгли дом. Во дворе раздался женский крик, плач.

— Все! На этот раз конец, — отложив в сторону винтовку, сказал Карагодин. — Давай попрощаемся, Витя!

Володя смотрел на партизан широко открытыми глазами, и слезинки одна за другой скатывались по его грязным щекам. Карагодин и Кленицкий, переглянувшись, поняли друг друга без слов. И Карагодин скомандовал:

— Спускаемся! Там видно будет.

Только слезли вниз, как рухнула крыша. И тут же увидели: немцы бегут к околице, а оттуда доносится ожесточенная стрельба. Уже позже узнали: своим спасением они были обязаны партизанам другого отряда, которые случайно напоролись на заставу немцев.

А спустя несколько дней немецкая газетенка, выходившая в Червене, сообщила, что в деревне Зеленки уничтожено четырнадцать партизан. О своих потерях — около двух десятков человек — немцы, естественно, умолчали. Кстати, пушку партизаны все-таки с танка сняли, правда, несколько позже...

В июле сорок четвертого, сразу же после парада партизан в Минске, Виктору Кленицкому в числе других его товарищей по оружию предложили работу в милиции.

Так в свои двадцать лет Виктор Кленицкий стал работником уголовного розыска Гродненской области. В те послевоенные годы на территории области бродили недобитые банды фашистских приспешников, немало было и уголовников.

Очередная операция обычно начиналась с короткой и тревожной фразы дежурного:

— Кленицкий, на выезд!

И оставался недосмотренным кинофильм, откладывалась в сторону книга. Сколько раз эта фраза поднимала Виктора с постели, и он торопливо собирался, шел навстречу чужой беде, спешил на помощь людям.

...В деревне Путришки неподалеку от Гродно однажды ночью обворовали сберегательную кассу, забрали сейф вместе с крупной суммой денег. При осмотре места происшествия следов преступников обнаружить не удалось. Ничего толком не могли рассказать ни жители деревни, ни сторож, который, как выяснилось, в ту ночь спал дома.

— И все-таки я не верю, чтобы никто ничего не знал о преступлении! — сказал Кленицкий сотрудникам оперативной группы. — Вы работайте, а я пройдусь по селу.

Возле утопавшего в кустах акации дома на скамейке сидел могучий старик с обвислыми запорожскими усами.

— Добрый день, отец, — кивнул Виктор, присаживаясь рядом со стариком.

Тот оглядел Кленицкого, его потрепанный костюм, на секунду задержал взгляд на усталом лице оперативника и неохотно буркнул:

— Здоров, коль не шутишь.

Помолчали. Потом Виктор как можно равнодушнее спросил:

— Слышали, кассу ограбили?

— Слышал что-то такое. — Дед явно не был расположен говорить с незнакомым человеком.

Виктор задал собеседнику несколько вопросов, и по тому, как старик уклончиво отвечал на них, понял: тот что-то знает. Конечно, можно было бы предъявить старику служебное удостоверение и допросить его. Но Виктор был уже не новичком в уголовном розыске и по опыту знал: так ничего не добьешься.

Около двух часов просидел Кленицкий со стариком. Они выкурили по десятку сигарет, обсудили, казалось, все новости кроме главной... Виктор уже начал терять терпение, когда дед, погасив о каблук окурок, сказал:

— А ты настырный. Люблю таких. Я сразу догадался, откуда ты. Так вот, слушай. Может, и помогу тебе. Утром на зорьке вышел я из хаты, слышу, как вон в том леске стучат вроде молотком по пустой бочке...

В леске, на который указал дед, обнаружили взломанный сейф, а на траве капельки крови. Вероятно, при вскрытии сейфа преступник поранил руку. От жителей деревни узнали, что Алексей К., ранее судимый за кражи, накануне вечером крутился возле кассы. Дома его не оказалось, зато мать протянула работникам милиции стопку лотерейных билетов, сказала:

— Ночью забежал, бросил их на стол и опять убежал. Вы бы уж, начальники, повоздействовали на него, иначе опять сядет в тюрьму...

Лотерейные билеты оказались из похищенного сейфа.

И оперативники устроили возле дома К. засаду.

Алексей появился под вечер. Кленицкий узнал его по приметам сразу же. Он вышел на тропинку и, поравнявшись с парнем, поздоровался:

— Привет, кореш!

Алексей механически протянул замотанную тряпкой ладонь, кисть его руки оказалась в железных тисках оперативника. Из кармана преступника извлекли финку и кастет. Алексей окинул Кленицкого злобным взглядом, прошипел:

— Чисто сработали. Я думал, действительно свой...

И еще один случай.

...Вечером, когда Кленицкий уже собирался уходить домой, по внутреннему телефону позвонил дежурный и сказал: