Галина Романова - Старая тайна, новый негодяй

Повторился! В дверь!

Пробежав на цыпочках по прихожей, я приложила ухо к замочной скважине и прислушалась. За дверью определенно кто-то был. Ну, а как же иначе! Кто-то ведь звонил! Теперь этот кто-то нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ерзая подошвами обуви по подъездной пыли, шуршал одеждой, что само по себе казалось мне странным. Чем, интересно, можно шуршать? На улице еще не так холодно, для курток вроде рановато…

— Даша! Открой!

Голос, который я не сразу узнала, прозвучал у самого моего уха. Очевидно, тот, кто стоял по ту сторону двери, повторил мой маневр с замочной скважиной, не желая привлекать излишним шумом к себе внимание.

Не дожидаясь повторения, я выпрямилась и уже менее чем через минуту впускала в квартиру Игоря. Перед тем как запереться, он постоял немного, просматривая пространство лестничной клетки в узкую щель между дверью и притолокой. Потом тяжело вздохнул и лишь после этого осторожно притворил дверь.

— Запирайся! — попросил он громким шепотом. — Я же не знаю, как твои замки действуют!

Снова щелкнув замком и задвижкой, я отошла на два шага назад и уставилась на гостя.

— Неважно выглядишь! — пришлось мне констатировать, потому что иначе выразиться было просто невозможно.

Впечатление он производил и в самом деле удручающее. Старый болоньевый костюм, из тех, которыми снабжало спортивные школы моего детства наше социалистическое прошлое. Рваные кеды с лопнувшей подошвой. Спортивная шапочка с обмахрившимся краем. Недельная щетина, красные воспаленные глаза.

— Ты прямо как бомж! — снова воскликнула я, не сводя с него глаз.

— А кто же я! Я и есть бомж! Дом опечатан. Имущество ждет наследников. Так-то вот, Даша, свет Михайловна!

— Где же ты скрывался все это время? И, главное, зачем? Пошел бы в милицию…

— Ага. А дошел бы я до нее? — Игорь с тяжелым вздохом стащил с головы шапку и, не скрывая брезгливости, пустил ее в угол. — Если раз взорвали, не побрезгуют и повторить. Ты, я слышал, тоже как-то пострадала?

— Было дело. — Мы продолжали переминаться с ноги на ногу в прихожей. — Но меня успокоили на этот счет, сказав, что тот, кто сдвинул меня в кювет, хотел просто сбить шальные бабки и все. Никакого покушения, если ты об этом.

— Кто сказал-то? — недоверчиво хмыкнул Игорь, стаскивая с пяток кеды.

— Милиция.

— А-аа, ну, тогда понятно! А ты говоришь, ступай к ним. Нет уж, милая Дарья Михайловна. Как-нибудь сами. Узнала что-нибудь от Лариски? — «Молния» на его допотопной ветровке противно взвизгнула, расстегиваясь. — Ладно, дела пока подождут. Мне бы в ванную, не возражаешь?

— Без проблем. Сейчас найду тебе что-нибудь из одежды. От папы остались кое-какие вещи. Там еще бритва запасная в шкафчике слева. Найдешь…

Я метнулась в кладовку, где у меня было что-то вроде музея. Мамина шляпка с вуалью, которую она надела лишь дважды, провожая меня в первый и затем в десятый класс. Папина летная куртка, подаренная ему другом-полярником. Его любимый клетчатый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Мамин сарафан, что она носила до того, как я появилась на свет, и в который так больше никогда и не влезла. И среди прочих вещей те, которые так и не успели вытащить из красивых упаковок мои родители. Складировали в шкафах подарки либо случайные мои покупки, так и не удосужившись их распечатать.

Я быстро нашла тот комплект: длинный халат и пижаму. Пластиковая импортная сумка на «молнии». Теплый нежный трикотаж темно-синего цвета в темно-голубую клетку. Я купила все это скорее от безысходности, нежели по нужде. Операция отцу уже была сделана, его жизни оставалось совсем чуть-чуть. Она угасала в нем, делая очертания его тела почти незаметными на больничной койке. Каждый день я спрашивала его о том, что ему хотелось бы больше всего. Он лишь улыбался через силу и отрицательно качал головой. А однажды попросил этот костюм. Очень ему хотелось попасть на прием к какой-то знаменитости именно в таком наряде. Давясь слезами, я отстояла километровую очередь, потом долго тряслась в маршрутке, поскольку онкологический центр находился за городом. Но все было напрасно. Я опоздала. Отец так и не дождался моего подарка.

Разбуженные родными вещами воспоминания всегда меня больно ранили, не стал исключением и сегодняшний день. Из кладовки я вышла с покрасневшими от слез глазами.

Игорь взял из моих рук сумку, повертел ее в руках. Потом посмотрел на меня и, догадливо качнув головой, скрылся за дверью ванной.

— Даш, покушать не организуешь на скорую руку? Второй день на пирожках, желудок просто сводит. У меня же гастрит, — все это он пробубнил мне уже из-за закрытой двери и, не дожидаясь моего ответа, включил воду.

Мне снова пришлось идти на кухню и мучиться в размышлениях, чем можно накормить мужика на скорую руку, у которого к тому же еще больной желудок. Омлет не годился. Если мне не изменяла память, гастритчики не терпят жареного. Хорошо, что картошка в нижнем отделении шкафа нашлась. Быстро начистила, порезала кружочками, уложила в тарелку для микроволновки, накрошила туда лука, куриного филе, залила бульоном и в печь. Получилось вполне съедобно. Игорь съел почти все, не забывая прихлебывать блюдо вином.

— А как же твой гастрит? — я пощелкала пальчиком по бутылке.

— Терпит… Вкусно, Даш, спасибо. Говорил же тебе, выходи за меня. А ты все не соглашаешься, — он сыто улыбнулся и тряхнул влажными волосами. — Чай будет?

— А нужен? — я растерялась.

— Какой же семейный ужин без чая, Даша? — Игорь, не переставая, улыбался мне. — Такая идиллия. Я после ванны, в халате. Весь такой расслабленный, сытый. Самое время попить чаю и… обсудить наши с тобой дела.

Вот, вот, в этом он был весь. Незаметно так, исподволь, подойти к тому, что его на самом деле интересует.

— Ты за мной наблюдал весь день? — спросила я, ставя чайник на огонь и нарезая бисквит, благо нашлась пара упаковок в запасе.

— Я. На тебя одна надежда осталась. Больше довериться некому. — Игорь рассеянно растирал крупинки сахара в чашке. — Что Лариска? Переживает?

— Переживает. Плачет. Уверена в том, что ты жив. Звонил ей? — Дождавшись, пока чайник начнет тихонько подсвистывать, потрогала его за блестящий бок и спросила: — Ты какой предпочитаешь: погорячее или вообще кипяток? А то уже закипает.

— А? — Игорь рассеянно поводил глазами. — Чай, что ли? Да без разницы. А Лариске звонил. Слишком уж она выглядела удрученной. Переживает, что ли, не пойму.

— Не пойму! — передразнила я. — Все-то ты понимаешь, а то, что бедная девушка от любви зачахла, не поймешь! Не верю я тебе! Понял? Не верю! Иначе с какой тебе стати ей звонить…

Он не ответил. Молча наблюдал за тем, как я разливаю кипяток по чашкам, ставлю тарелку с бисквитами на стол и усаживаюсь напротив. Потом вдруг не к месту спросил: