Екатерина Лесина - Хризантема императрицы

– Каким? – боль в ноге утихала, а любопытство, наоборот, росло. Больше всего Леночка опасалась сейчас, что Герман замолчит, отделается шуткой или вовсе велит к себе идти. Но он только хмыкнул и сказал неопределенно:

– Разным. В некоторые подробности лучше не вникать. Тот мой знакомый погиб в конце девяностых, правда, до того на тот свет отправились многие из его друзей, причем в большинстве своем в виду причин заурядных. Инфаркт, инсульт, эмболия...

Слова с едким больничным привкусом, с запахом хвои и свечей, с призраком чего-то плохого, такого, к чему Леночке и вправду не хотелось приближаться.

– Она – медик, не хирург, но ученый, кандидат наук, докторскую защитить вот не успела, но говорит, что не жалеет, что ей и без докторской работы хватило. Специалист по сердечно-сосудистым... лекарство разрабатывала.

Леночка кивнула и замерла, потому что вдруг поняла, о каких таких подробностях предупреждал Герман. И лекарство, неизвестное, может быть даже полезное, способное спасти многие и многие жизни, вдруг представилось в виде склянки с нарисованными на крышке черепом да костями.

Инфаркт, инсульт, эмболия, лекарство – цепочка становилась длиннее, а знания, пусть случайные и здорово попахивающие сплетнями – опаснее. А Герман и не думал останавливаться.

– Слухи в свое время разные ходили, и что она на контору работает, и что крышует ее чуть ли не Кремль, и что на самом деле она только притворяется немощной старухой, чтобы спрятаться от ЦРУ...

– Да?

– Нет. Ерунда все. Выдумки. На самом деле она всегда сама по себе была, но удачно поймала момент, пришлась ко двору, сумела подняться, а потом и выйти вовремя. А те, кто считал себя круче, сильнее и уж точно здоровее, на кладбище теперь. Ее это забавляет.

– А тебя?

– А меня, если честно, пугает, – признался Герман и, подняв Леночку, пересадил на табурет. – Жжется?

– Неа. Все хорошо, – она потрогала повязку, на которой уже проступило темно-красное пятно крови, и спросила: – Ты ее боишься?

– Не знаю даже. Может, ее. Может, себя. А то мало ли, вдруг и вправду императором стану... знаешь, как это бывает? Один дракон сменяет другого на страже сокровищ. – Его выражение лица, задумчивое, даже мечтательное, было настолько нехарактерно, что Леночка проглотила вопрос, уже готовый сорваться с языка. Герман же, сев на край стола, повернулся к окну и сказал:

– В этой истории много драконов. Скажем, жил в девятнадцатом веке Сын Неба и Дракон, китайский император Сянфэн. Неплохо жил, в отличие от большинства подданных, впрочем, их он и не видел, поскольку Запретный город покидал редко, ну и сама понимаешь, совсем не для того, чтобы инспектировать земли. Императору хватало развлечений, благо, наложниц ко двору каждый год поставляли. И вот однажды в их число попала маньчжурская девочка из знатной, но обедневшей семьи.

На сказку похоже, только вот Леночка слишком взрослая, чтобы сказки слушать, а Герман не похож на человека, который станет их рассказывать. Но за окном дождь, гром и молнии, в квартире темнота, в стакане свеча, и история из далекого прошлого кажется уместной.

– У девушки только и было, что красивое имя и хороший голос, ну еще, пожалуй, амбиции и ум. Не тот, который мудрость, но тот, который потом назовут бабской хитростью. Орхидея, а ее звали Ланьэр, что значит Орхидея, – пояснил Герман, – с самого начала решила добиться если не трона, то власти. Она не побоялась сбегать из дворца, чтобы брать уроки у знаменитой гейши, подкупить евнухов, чтобы те закрыли на ее проделки глаза, и носильщиков, которые носили императора по саду наслаждений. Ей хватило одной встречи, чтобы попасть в святая святых – покои Сына Неба, и одной ночи, чтобы надолго в них прописаться.

Теперь Герман говорил с явной иронией, только не понятно было, на кого она направлена, на девушку-орхидею, на саму историю или на Леночку, которая сидела и слушала, затаив дыхание.

– Постепенно она приручил императора, стала второй после законной супруги, которую, как понимаешь, ненавидела от всего сердца. Та отвечала тем же, однажды даже избила Орхидею, правда, уже не Орхидею, а Цыси, драгоценную императорскую любовницу. И не улыбайся, это титул такой.

– Врешь!

– Нисколько. Клянусь, – Герман поднял вверх два пальца. – Чтоб мне провалится, если не так. Титул. Впрочем, еще немного и он бы не спас Цыси от смерти. Орхидея ведь ядовитой оказалась, и в самом прямом смысле слова... Ланьэр неплохо разбиралась в травах и минералах, сама составляла яды, и сама же их применяла против конкуренток. Вот так в императорском гареме случилась небольшая эпидемия, унесшая жизни многих истинно китайских красавиц. Императора это рассердило, императрицу – тем паче, и не избежать Орхидее казни, если бы не одно обстоятельство.

– Какое? – Леночка послушно заполнила возникшую паузу вопросом.

– Беременность. Поскольку детей у Дракона не имелось, Цыси мигом превратилась в фигуру государственного значения. Естественно, ни о какой казни и речи быть не могло. Кто осмелился бы причинить вред матери будущего императора? Хотя с беременностью тоже не все понятно. Наша-то утверждает, что детей у Сянфэна быть не могло, он давно уже сидел на опиуме, ко всему был сифилитиком... да и Цыси не являла собой пример идеальной матери. Так или иначе на свет появился мальчик, Тунчжи, будущий император. Ты не устала еще слушать?

– Нет. Мне интересно. Правда, интересно.

Снова эта непонятная усмешка, а Леночка ведь не солгала, ей на самом деле было очень интересно, более того, история, которую рассказывал Герман, порождала странное ощущение. Нет, она не была знакома, но в то же время... Имена и события были близки, как если бы ей случалось уже слышать все это, но очень давно.

– Мать будущего императора сама стала императрицей, но Западного дворца, тогда как законная супруга Сянфэна титуловалась Великой Императрицей Восточного, и снова стояла на ступень выше. Впрочем, у Цыси имелись планы на этот счет. Сначала умер Сянфэн. Переправляясь через реку, он нечаянно выпал из лодки, заболел и... – Герман начертил в воздухе крест. – Перед смертью, правда, он издал указ о том, что дарует Цыси смерть, только вот та вновь сумела ускользнуть, слишком мягка и добра оказалась соперница, за что и поплатилась.

– Она тоже?

– И она, и Тунчжи, который вздумал было выйти из-под опеки матери, и супруга его, фактически уморившая голодом и себя, и нерожденного ребенка. Потом настал черед некоторых неудобных лиц из свиты, а наследником был провозглашен племянник Цыси, или, если верить некоторым источникам, ее родной сын, отданный на воспитание. Может, и вправду родной, кто знает? Факт, что Гуансюй остался жить после открытого мятежа, но девушку, которую он любил, по приказу Цыси завернули в ковер и бросили в колодец.