Екатерина Лесина - Рубиновое сердце богини

– Машуль, я, конечно, понимаю, что ты еще довольно молода… – Ну спасибо, а я-то, наивная, полагала, что просто молода, без «довольно». – И тебе хочется устроить свою жизнь, но твое поведение заставляет меня страдать. Более того, страдает мама, а у нее, ты же знаешь, сердце слабое! – Гошик замолчал, чтобы я по достоинству смогла оценить невосполнимый урон, наносимый моим поведением здоровью Аделаиды Викторовны.

– Ну? – Странно, но сегодня эта его уловка не возымела ровным счетом никакого действия, а раньше Гошиковы паузы действовали на меня, как удав на кролика. Я терялась и начинала оправдываться, невзирая на отсутствие вины.

– Машенька, откуда у тебя это «ну», приличные люди не употребляют подобных выражений. Но вернемся к ситуации. Это ведь неприлично! О вас говорят! Сплетничают! Ты себе только представь, что думают люди!

– О чем? – Я искренне сожалела, что позвонила Гошику, но, коль такое дело, придется выслушивать его нытье до конца.

– О вас! – со значением ответил он. – Ты и Пыляев! Он привозит тебя на работу, он увозит тебя с работы. Он живет у тебя! И не говори, что это неправда. Я знаю! Маша, ты просто обязана прекратить отношения с ним!

– Почему? – Нет, никаких особых отношений между нами не было. Во всяком случае, тех, о которых говорил Гошик, но мне стало обидно. Почему он командует? Диктует! Сам в кусты, бросил меня на произвол судьбы, а теперь, значит, переживает. Пускай переживает.

– Я страдаю! Мне неприятно видеть вас вместе, Маша, после того что вы сделали… Что он сделал… Он разрушил наш брак, Машенька. Мне было больно, обидно. Я простил вас, и вот все повторяется сначала… Мой друг и ты… Машуля, я тебя умоляю…

Странное дело, но я не ощутила ничего. Ровным счетом ничего: ни раскаяния, ни угрызений совести, ни желания упасть на колени и молить о прощении. НИЧЕГО. И Георгий это понял.

– Мария, я серьезно. Ты, конечно, можешь мне не верить, но Дамиан – подлец. Настоящий подлец. Только человек, начисто лишенный принципов, мог совершить подобную мерзость в отношении друга. Помни об этом, Маша! – И Гошик повесил трубку.

Ну вот. Я снова готова заплакать.

Потому что он прав. Прав. Сто раз прав. Пыляев – подлец.

Но почему я беспокоюсь за него?

Потому что дура.

Я прострадала остаток вечера, просто сидела и смотрела телевизор. Телевизор послушно показывал какую-то дребедень, а я старательно пялилась на экран, пытаясь не разреветься. В очередной раз начались новости, на часах начало десятого, Степка нервно переминается на пороге, напоминая, что гулять пора. В последнее время гуляли втроем – я, Димка и Степан, который в присутствии Пыляева строил из себя серьезного воспитанного пса. А сегодня я одна, во дворе темно, и фонарь не светит. Странно, более чем странно, Валентина Степановна строго следит и за чистотой в подъезде, и за бродячими кошками, нагло пытающимися прорваться поближе к людям, и за освещением.

– Степан, рядом. – Тот недовольно фыркнул, но подчинился, бедняга, сегодняшняя прогулка не обещала ему ничего хорошего, побегать на свободе точно не получится.

Нет! Я не позволю какому-то шутнику превратить меня в желе. Я не трусиха! И темноты не боюсь. Ну, почти не боюсь.

– Степ, гуляй! – Тот довольно нырнул в темноту. – Гуляй, Степан, гуляй. – Звук собственного голоса успокаивал.

Нужно думать о приятном. Вспомнить что-нибудь хорошее, веселое и радостное, например, нашу с Гошкой свадьбу. Май, солнце светит, трава у загса зеленая-зеленая, будто ее специально для нас покрасили. Дворник пытается разогнать воркующих голубей, «чтоб не гадили». Голуби отлетают на пару метров и вновь садятся, самцы выпячивают грудь и, растопырив сизый хвост, кланяются кокетливым самочкам, а дворник матерится. Гошик ему еще замечание сделал и чуть не получил метлой по лбу.

Свадьба у нас получилась такая же неудачная, как и совместная жизнь. Расписались тайно – Аделаида Викторовна ни за что не допустила бы подобного мезальянса. Жених в стильных американских джинсах-варенках, белой рубашке и галстуке, невеста в чужом платье – спасибо Вике, одолжила ради подобного торжества. Пыляев свидетель. Не слишком-то он радовался, а Викуша, с которой мы в одной комнате жили, свидетельница. Интересно, что с ней стало?

И куда Пыляев подевался?

– Степ… – Я почти успела обернуться, когда мир вокруг внезапно разорвался на куски от боли…

Наступила темнота.

Боль исчезла.

– Да не убивал я ее! Не убивал, понимаешь? – После знакомства с КПЗ Димка выглядел не самым лучшим образом, а еще он злился, фырчал, как рассерженный дворовый кот, и требовал отпустить его домой. Ага, сейчас. Тут ему не детский сад и даже не школа, тут взрослая жизнь со взрослыми законами, и не может Сапоцкин отпустить его ни домой, ни на работу, вообще никуда, пока ситуация не прояснится.

– Так, давай успокойся и сначала. – Больше всего Антона злила именно тупость ситуации – с одной стороны, понятно, что Димка никого не убивал – не идиот же он в самом-то деле, чтобы с трупом в багажнике по городу мотаться, а с другой стороны, понятие «дурак – не дурак» к делу не пришьешь. Плюс еще звонок этот. Раз звонили, значит, видели убийство. Или убийца сам позвонил? И вообще, отчего она умерла – на теле никаких следов, придется вскрытия ждать и надеяться, что время смерти установят быстро и что у Пыляева на это время имеется железное, а еще лучше железобетонное алиби.

– Итак, ты ее знаешь?

– Да. Лютикова Светлана Геннадьевна. Бухгалтер.

– У вас работала?

– У нас.

– И каким это образом Лютикова Светлана Геннадьевна оказалась в багажнике твоего автомобиля?

– Не знаю! Я утром выехал. Нужно было забрать кое-что из квартиры, хотел пораньше, пока Машка спит, а там, на выезде, ГАИ. Я остановился. Документы предъявил. Они попросили багажник открыть, я и открыл…

– А в багажнике, значит, сюрприз…

– Не веришь?

Антон не ответил. При чем тут «веришь – не веришь», когда речь об убийстве идет.

– Версии есть, кто ее мог?

– Да… Не знаю, она вроде со всеми нормально была… Пойми, мне резону не было ее убивать. Она бухгалтерией занималась и… – Дамиан вдруг замолчал. Сапоцкин терпеливо ждал продолжения, но его не последовало. Пыляев, словно поймав какую-то важную для себя мысль, затолкал ее поглубже, чтобы Антон, не дай бог, не увидел, не подумал, не истолковал превратно. Не доверяет. Впрочем, Пыляев в жизни никому не доверял.

– Антоха, там Машка одна осталась, ты бы послал кого…

– Я тебя сейчас пошлю по одному адресу! Ничего с твоей Машей за день не случится, а ты лучше подумай, за какие такие грехи вашу бухгалтершу на тот свет отправили. И, Дим, чем старательнее думать станешь, тем быстрее отсюда выберешься…