Екатерина Лесина - Рубиновое сердце богини

И вот что мне делать?

Для начала я попыталась дозвониться Пыляеву. Бесполезно, не берет трубку, то ли не желает со мной разговаривать, то ли звонка не слышит. Побродив по квартире еще с полчаса, я приняла решение – съезжу, помирюсь и про Толика заодно расскажу. Вдвоем думать проще.

Я уже обувалась, когда телефон в прихожей нервно зазвенел. Пыляев?

– Алло?

– Маша? Машенька, это вы? – Анастасию Павловну я узнала не сразу.

– Я.

– Слава богу, Машенька, я так волновалась. С вами все в порядке?

– Да, Анастасия Павловна, все в полном порядке. – Это если не обращать внимания на некие мелкие неприятности, случившиеся со мной за последние сутки.

– Ох, мы так волновались. Вас нету, Валет прибежал весь в пене, седло под брюхом…

– Прибежал?

– Конечно, лошадь – умное животное, – мне показалось, что госпожа Пыляева хотела добавить «в отличие от человека», но сдержалась.

– Я… Мне срочно нужно было уехать.

– Какие-то проблемы?

– Нет. То есть да. – Слово за слово, и я рассказала Анастасии Павловне все, ну, почти все. Рассказала и расстроилась: зачем нужно было взваливать на человека мои проблемы?

– Машенька, милая моя, приезжайте поскорее. – Анастасия Павловна говорила взволнованно, и мне ужасно захотелось вернуться в Вимино, где большой дом, камин с настоящим огнем внутри, елки в снегу и серебряный конь, живущий в сарае. Там покой, мир, и жизнь течет медленно.

– Я не могу.

– Глупость какая, конечно же, можете. Можете и должны, а я постараюсь, чтобы вас никто не беспокоил. Никто, – отчетливо повторила Анастасия Павловна.

Аделаида Викторовна была разочарована, и кем – собственным сыном. Ее ребенок, ее надежда, труд всей ее жизни оказался слабаком, способным лишь на то, чтобы жаловаться да лить слезы. Когда она совершила ошибку? И в чем именно? Чересчур опекала? Но Жорж рос таким болезненным и беспомощным. Нет, Аделаида Викторовна все делала правильно, виноваты гнилые Алешкины гены.

Вчера Жорж заявился в абсолютно невозможном состоянии – он был пьян, причем пьян настолько, что буквально рухнул на пороге квартиры. Адочка не стала его беспокоить, она не любила пьяных, а Машки, которая обычно возилась с Георгием, не было. Наверное, впервые за долгое время Аделаида Викторовна пожалела об отсутствии невестки. Жорж так и проспал всю ночь в коридоре, свернувшись клубочком возле полки с обувью. Пьяный храп разносился по всей квартире, и Адочка, которая очень серьезно относилась к своему здоровью в целом и ночному отдыху в частности, несколько раз порывалась устроить поганцу ледяной душ, но сдерживала себя, откладывая разбор полетов на утро.

Однако утром Георгий разговаривать отказался, он жаловался на головную боль, хлебал кофе и дышал в лицо Адочке перегаром.

– Мама, что мне делать? – Ну наконец-то в его голове достаточно прояснилось, чтобы поговорить о деле.

– Думать.

– Мама, все серьезно! Ты не представляешь, насколько серьезно! Меня убьют! Найдут и… – Жорж чиркнул воображаемым ножом по худому горлу. Боже мой, как же он жалок, под глазами мешки, усы поникли, руки дрожат, как у заядлого алкоголика.

– А чем ты думал, когда шел на поводу ЭТОЙ ДЕВКИ! Головой?!

– И ты, мама… – Георгий съежился. – Вчера Демка отказался помогать, а сегодня ты…

– Что? – Аделаида Викторовна подпрыгнула на стуле. – Только не говори, что проболтался!

– Я хотел… Если бы Демка пошел в милицию и рассказал про алмазы… Будто это он, а я ничего не знал… У меня появился бы шанс уехать…

– Какой шанс?! Господи, мой сын – идиот! Неужели ты и в самом деле полагал, что твой дружок вот просто так возьмет да пойдет под суд? Повесит на себя все твои грехи?! Контрабанда – это не шашни за Машкиной спиной!

– Ты знала?

– Ваш спектакль мог обмануть лишь такую дуру, как твоя бывшая жена. В отличие от тебя у Димки мозги работают. Если он и пойдет в милицию, то лишь за тем, чтобы тебя, идиота, сдать! – Аделаида Викторовна сделала глубокий вдох и мысленно досчитала до десяти. Во-первых, нужно успокоиться и взять себя в руки, все еще можно исправить, просто нужно действовать быстро. Во-вторых, следует узнать, что еще Жорж успел наворотить.

– Он хочет рассказать все Машке, – пожаловался Георгий.

– Пусть рассказывает. Мария – это ерунда, главное, чтобы Дамиан не поделился информацией еще с кем-нибудь.

– Мам, я не хочу умирать! – Склонившись над пустой кружкой, Жорж зарыдал, совершенно по-детски, как много лет назад, когда он прибегал домой, чтобы пожаловаться на учителей или одноклассников, которые не упускали случая поиздеваться над бедняжкой.

– Не надо, милый, не плачь, мамочка все устроит! Конечно, не следовало вводить в курс дела Дамиана, это глупо…

– Почему?

– Потому, что любая дружба имеет свои пределы – это раз, и его признание ничего бы не изменило – это два. Ты ведь не от милиции убежать хочешь, милиция нам пока не угрожает, а тех людей, которых обокрала Элла, так просто не проведешь, они не станут отвлекаться на Дамиана, если только… – Аделаида Викторовна вовремя замолчала: чем меньше Жорж знает, тем спокойнее. Он чересчур чувствителен, чтобы можно было рассказать о плане, пусть лучше думает, что у нее сохранились старые связи.

– Что, мама?

– Ничего, милый, все будет хорошо… Сколько у нас есть времени?

– Неделя.

– Хватит. Главное, ничего больше не предпринимай, понятно?

– Но как тогда…

– У меня есть знакомый… Думаю, он не откажется помочь одному молодому человеку, которого обманом втянули в нехорошее дело…

До пыляевской квартиры я так и не доехала – Дамиан сидел на подоконнике между вторым и третьим этажом и дремал.

– Эй, – я потрясла его за плечо, – день на дворе.

– А? – Он вздрогнул. – Я сейчас…

– Конечно, сейчас. Просыпайся. – Не думаю, что на подоконнике удобно спать, он у нас узкий, да и ветер со всех щелей свищет, на улице-то конец марта.

– Машка, ты?

– Я. – Ага, сейчас он скажет, будто кого другого ждал. – Вставай.

– Подъезд общий, – пробурчал Пыляев, – я отсюда не уйду.

– Как знаешь, просто я подумала, что в квартире удобнее будет. И теплее.

– А…

– Бе. Пошли.

– Больше не сердишься?

– Лучше не спрашивай, пошли, пока не передумала.

Он неловко спрыгнул с подоконника и поморщился.

– Болит?

– Пройдет. Тебе тут цветы приносили… – Он протянул букет замученных астр, больше напоминающих мягкие цветные тряпочки, чем цветы.

– И давно ты здесь сидишь?

Пыляев пожал плечами, ясно, не скажет, следовательно, давно. Упрямый, так, кажется, охарактеризовала сынка Анастасия Павловна, что ж, не могу не согласиться. В квартире Димка скинул дубленку и остался в светлом свитере и джинсах. А где же костюм и брюки со стрелочками?