Екатерина Лесина - Проклятие двух Мадонн

– Тетка сказала о завещании мне и только мне, другим не станет, я слово взял.

– Ну да, а она возьмет и сдержит. – Я возражала для того, чтобы не провалиться в молчание и обиду, на которую, по сути, не имела права. Сама виновата, взрослая, а в сказки верю…

– Сдержит, – Игорь поскреб ладонью подбородок, темная щетина, темные круги под глазами и сами глаза темные, печальные. Ему-то с чего печалиться, радоваться должен. – Тетка на самом деле кремень, она когда-то в комитете работала… машинисткой, правда, но все равно болтливых туда не берут.

– Неужели?

Тетушка Берта и КГБ, легкомысленные веера и мрачность аббревиатуры, шляпки и сумрак коридоров… маникюр и печатная машинка, на которой девичьи пальчики играют нервную дробь чьего-то похоронного гимна.

Не вяжется одно с другим, не сходится. Или легендарный комитет не так уж страшен, как я его себе представляю, или тетушка Берта не так легкомысленно-добра.

Пора бы перестать верить в чью-то доброту, и легкомыслие туда же. Я ведь уехать собиралась, значит, так и сделаю.

– До города довезешь? – Я постаралась улыбнуться, а Игорь, проигнорировав улыбку, просто ответил:

– Нет. Саша, послушай, пожалуйста, все равно ведь игра началась… я не могу просто взять и проигнорировать. Это шанс, ты понимаешь?

Понимаю, очень хорошо понимаю. Для него – шанс вычислить убийцу, для меня – шанс умереть, избавив, наконец, Бехтериных от своего назойливого присутствия. Только вот умирать что-то совсем не хотелось.

– Двести тысяч, – Игорь повторил сделанное когда-то Дедом предложение. И я снова удивилась, до чего же они похожи, жестами, голосом, самоуверенностью своей. – Двести тысяч, Александра, как договаривались. Ты же веришь в деньги?

Левушка отправился на болото короткой дорогой, по-хорошему, надо было бы идти от дома Бехтериных, через сад, тропу отыскать и тогда уже по ней до места. Поначалу он так и собирался сделать, но Федор, у которого Левушка загодя проконсультировался, объяснил, что особого смысла круги наворачивать нету, поскольку болото в округе одно осталось, и что от дома Бехтериных, что от деревни идти к нему одинаково. От деревни даже ближе, если прямиком через лес, через то место, где труп нашли, и чуть дальше, к черному озеру, которое и являлось самым настоящим центром болота.

В ельнике темно, под ногами мох и желтое колючее покрывало прошлогодней хвои, а вверху, высоко-высоко, прозрачное небо и облака, которые, точно опасаясь разодрать шубы о стрелообразные вершины елей, текут осторожным туманом.

Вверху красиво. Внизу страшно. Каждый звук разносится далеко-далеко, каждый шорох бьет по нервам первобытным, запрятанным в глубине души страхом. И острый запах смолы гаснет в вялой влажноватой тишине. Тень тропы причудливо извивается, протискиваясь между рваными зелеными лапами, горбиками корней и редкими, ощетинившимися короткой травой, кочками.

Ельник закончился неожиданно, оборвался, застыл зеленым валом, не решаясь ступить на зыбкую хлябь. Красно-желтое одеяло мха, тонкие ветки багульника и темно-зеленая вязь клюквы, которая к осени разукрасится багряными каплями ягод.

Красиво. Мокро. Один шаг, и ноги по щиколотку ушли в мох, напоенный дождями и холодной водой. Ботинки промокли, и Левушка запоздало пожалел о том, что не одолжил у Федора сапог. Да и о том, что самого Федора позвать постеснялся, потому как одному на этой желто-красной, укутанной тяжелым ароматом багульника и вереска равнине было крайне неуютно.

Что он здесь вообще делает? Клад ищет? Улики? Глупость какая, несусветнейшая, невозможнейшая глупость… скажи кому – посмеются. Именно поэтому Левушка никому и не сказал о своих намерениях.

В конце концов, Федор же говорил, что тут безопасно… или почти безопасно, что трясины нет, да и болото высыхает…

Земля под ногами была живой, чуть покачивалась, принимая шаг, и почти по человечески вздыхала, стоило убрать ногу. Круглые глубокие следы моментально заполнялись водой, и чем ближе Левушка подходил к черному окну то ли озера, то ли большой лужи, тем сильнее волновалось болото.

Край неровный, рваный, мох, утративший былые краски, казался неестественно-блеклым, само озерцо лежало полосой темной воды, узкой и длинной. Ну вот, озеро он нашел, а дальше-то что делать? Нырять? А глубина какая? Левушка с сомнением вглядывался в непроглядную черноту, пытаясь уловить хоть слабую тень дна, не уловил и даже засомневался, есть ли оно вообще.

Вода предупреждающе кольнула ладони холодом, и Левушка решил, что нырять все-таки не стоит, если и есть что-то, то на берегу… на берегу, точнее, метрах в трех от воды росли березки, низкие, Левушке по плечо, с нежными серебристо-пуховыми листочками, да и ветки тоже пушистые, точно маральи рога.

Еще раз обругав себя за глупость – ну с самого же начала было ясно, что ничего он здесь не найдет, – Левушка прошел по берегу, потом отступил на метр и снова прошел, стараясь двигаться параллельно собственным следам. Хоть какое-то подобие осмотра… впрочем, смотреть здесь было не на что, тот же мох, клюква, красные игольчатые лапы росянки, стебли какой-то травы с бусинами цветов. Или это не цветы, а что-то другое? Левушка не знал, он просто вглядывался в моховой ковер, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки тайника.

Он изрядно замерз, вымок, совсем как в тот раз, когда наткнулся на корягу. Впрочем, корягу он заприметил давно, старую, полусгнившую, с мелкими грибными шляпами и косматой моховой бородой. Под изогнутым дугой деревом не было мха, и вода не плескалась. Пускай черная земля и была мокрой, но грязью не растекалась. Подозрительно.

Саперная лопата, предусмотрительно захваченная с собой, вошла в землю сантиметра на два, а потом с душераздирающим скрежетом металла о металл соскочила, ушла в сторону.

Есть!

Чтобы полностью очистить крышку, ушло минут десять, и еще двадцать – чтобы перепилить дужку простенького, изрядно проржавевшего в сырости замка. Левушка работал спешно, подгоняемый азартом и предвкушением раскрытой тайны.

А распилив замок, с запоздалым сожалением понял, что совершил ошибку. Петра позвать следовало, и экспертов из района, чтобы по закону все. Левушкины же действия отчетливо попахивали самоуправством и более того – должностным преступлением, и даже появилось желание закопать ящик обратно, но Левушка таки крышку откинул.

С Лизонькой Настасья встретилась в последние дни августа, когда догорающее лето щедро дарило жар, что сусальной позолотой оседал на листьях. И первой сединой летела серебристая паутина… Правда, в доме близость осени не ощущалась, жизнь текла по привычному распорядку, складывая день ко дню, склеивая их в одно сплошное расчерченное обедами-ужинами безвременье.