Даниэль Клугер - Убийственный маскарад

– Слава Богу, нет, – Гофман засмеялся. – Студенты в порядке, университет тоже. Просто у нас в лаборатории работает одна репатриантка. Уборщицей. Сегодня пришла на работу, я смотрю – на ней лица нет. Спросил, что случилось – она в слезы. Кое-как добился от нее ответа – она еще и говорит на иврите плохо, еле смогла объяснить. В общем, оказалась жертвой мошенничества. Я бы хотел, чтобы ты ей помог. Рассказать подробности?

Натаниэль посмотрел на часы.

– Подробности лучше бы услышать от нее самой, – ответил он. – Ты звонишь с работы?

– Да, конечно. Я буду в университете до десяти минимум.

– А она?

– А что? Ты можешь подъехать? Тогда я просто попрошу ее задержаться.

– Могу подъехать, могу, – Натаниэль притворно вздохнул. В действительности он даже немного обрадовался необходимости заехать в университет. Во-первых, действительно соскучился по старому другу, а во-вторых, очень кстати вспомнил о парнях-студентах, подрабатывавших в фирме «Пуримшпиль».

Новый автобус появился через пятнадцать минут. Пассажиров было немного – человек пять или шесть. Розовски прошел в конец салона, опустился в кресло.

Быстро темнело. Автобус долго кружил по тель-авивским предместьям, потом еще дольше колесил по городу и, наконец, вывернул на трассу Дерех Петах-Тиква. Когда позади остался железнодорожный вокзал и улица повернула в направлении университета, была уже половина девятого.

В это время зазвонил телефон. Натаниэль поднес аппарат к уху.

– Натан, это я, – голос говорившего то и дело прерывался – связь была не очень, – так что Натаниэль не сразу узнал собственного помощника. – Только что из «Султановых прудов». Есть кое-что интересное. Бармен – его зовут Эли – утверждает, что бокал с горькой настойкой человеку, сидевшему в паланкине, поднес не хозяин. То есть, не тот человек, который изображал из себя Аркадия.

– А кто?

– Он не помнит. Слишком много было шума, суеты. Но этот Эли уверен: когда он налил настойку, «Аркадий» стоял в центре двора. То есть, на расстоянии минимум пяти метров от стойки бара! Но это была женщина! Кроме того… – в трубке послышался треск. Розовски с досадой посмотрел на линию электропередач, мимо которой они как раз проезжали:

– Ч-черт… Алло, Саша! Саша!

Телефон отключился. Розовски хотел было перезвонить, но тут автобус, повернув в очередной раз, оказался рядом с воротами в университетский городок. Натаниэль спрятал телефон в карман и вышел из автобуса.

Несмотря на раннюю темноту, тут все еще было жарко. Розовски миновал автостоянку, охранника на пропускном пункте, пересек двор и вошел в учебный корпус.

У двери со знакомой табличкой «Профессор Давид Гофман», он остановился и настороженно прислушался. Слава Богу, никаких рыданий не доносилось. Он постучал, услыхал: «Войдите», – толкнул дверь.

Сначала он увидел черную с проседью шевелюру хозяина кабинета и только потом – женщину, из-за которой ему пришлось приехать. Ей было лет сорок или около того. Она сидела в углу кабинета, боясь пошевелиться – чтобы не тревожить занятого делом профессора.

– Привет, Дуду! – бодрым голосом произнес Розовски. Женщина вздрогнула и испуганно уставилась на гостя. Зато Давид расцвел улыбкой.

– Привет, Натан! Вот видите, – сказал Гофман, обращаясь к женщине, – я же говорил – обязательно приедет. А вы сомневались. Не надо было.

– Это точно, – подтвердил Натаниэль. – Во мне сомневаться не следует. Так что у вас произошло?… – но, прежде чем женщина начала рассказывать, он быстро протянул Давиду список с тремя фамилиями: – Вот этих ребят мне нужно срочно порасспросить кое о чем. Живут в общежитии. Можешь обеспечить их, так сказать, явку?

Гофман пожал плечами.

– Попробую, – ответил он, пробежав глазами короткий список. – Кажется, я их знаю. Второй курс. Сейчас попрошу, чтобы их позвали. Если только они на месте, – Гофман внимательно посмотрел на Натаниэля, затем на уборщицу. – Я позвоню из коридора, – сказал он. – Вы пока поговорите.

Гофман вышел. Натаниэль бесцеремонно уселся на его стол, улыбнулся женщине:

– Рассказывайте.

Слушая ее историю не то, чтобы вполуха, напротив, вполне внимательно, Натаниэль в то же время прекрасно понимал, что все эти аферы, жертвами которых становятся репатрианты, не имеют никаких шансов на раскрытие и пресечение. Тем более, если человек сам, собственными руками отдает кровные шекели первому попавшему бездельнику, умеющему убедить жертву в том, что этот взнос необходим для устройства на высокооплачиваемую работу. «Уж сколько раз твердили миру… – подумал Натаниэль. – Пришел устраиваться на работу – никаких взносов. Ну что тут поделаешь?»

Впрочем, женщина – ее звали Татьяной – и сама прекрасно понимала, что ничего тут, скорее всего, не поделаешь. Но ей необходимо было выговориться. А тут – бывший соотечественник, говорящий на одном с ней языке, слушающий с участием.

– Что же, – сказал Натаниэль. – Все понятно. Я обязательно наведу справки об этой… как вы сказали? Да, о фирме «Контакт». У меня есть свои каналы, что-нибудь непременно выясню. И обязательно сообщу. А уж потом мы из них непременно вытрясем ваши семьсот шекелей, не сомневайтесь! – он бодро улыбнулся. Татьяна с готовностью ответила на улыбку.

– И постарайтесь смотреть на это не так, – посоветовал он, провожая женщину к двери кабинета. – Не как на конец света. Вы когда приехали?

– Полгода назад.

– Так у вас еще все впереди! И поверьте: не только такие неприятности.

Проводив Татьяну, Натаниэль вернулся к столу и рассеянным взглядом окинул книжные полки, занимавшие целый угол лаборатории и тянувшиеся от пола до потолка. При этом у него появилось смутное ощущение того, что эта картина совсем недавно уже представлялась его глазам. Но вспомнить, где именно, он не успел. Дверь в лабораторию отворилась, и на пороге появились двое высоких молодых ребят, сопровождаемых профессором Гофманом.

– Вот, – сказал он, подталкивая их к столу, на котором сидел, заложив ногу за ногу, сыщик. – Это – Боаз, а это – Ноам. Студенты-историки.

– А где ваш третий друг? – поинтересовался Натаниэль. – Ури, кажется? Не захотел идти?

– Он ушел в кино, – ответил за студентов Гофман.

– Ну, неважно, – сказал Натаниэль, поочередно рассматривая насупившиеся лица парней. Они были одеты почти одинаково – в длинные свободные футболки и разрезанные внизу светло-голубые джинсы. Отличались исключительно мастью: Боаз был смуглым брюнетом с крохотной серебряной сережкой в ухе, а волосы Ноама были выкрашены в рыжий цвет, и сережка поблескивала золотой искоркой.

Розовски весело улыбнулся.

– Ребята, – сказал он, – не знаю, что там вам успел наплести насчет меня ваш профессор, но все равно: это неправда. Вы ничего не успели натворить, и я отнюдь не являюсь пожирателем маленьких беззащитных историков. Мне просто нужно кое-что уточнить относительно одного дела, которым сейчас приходится заниматься. Только и всего.